Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем: проза поэта

Но это не всё. Меня ещё пытались отлучить от русской культуры, что уж совсем фантастично, хотя, видать, имеет особое настроение ума. Бедные мои стихи! Бедные мои критики!

«— Что за скверный город! — готов я воскликнуть вслед за гоголевским городничим. — Только поставь какой-нибудь забор — чёрт их знает откудова и нанесут всякой дряни!»

Да, всерьёз относиться к моим критикам невозможно.

1. Как вы оцениваете прошедшее десятилетие для развития современной советской поэзии в целом? Каковы особенности и отличительные черты поэзии этого периода?

Десятилетие, десятилетия… Откуда взялась в литературе эта скверная привычка к десятичному, дробному, разорванному мышлению? Не от НТР ли и спорта, где учитываются сотые доли секунды? Но с таким сеточным зрением мы не увидим ничего крупного. А истинно крупное, вечного Пушкина, например, сведём к сотой доли преходящей секунды, что уже сделали некоторые критики, новообъявив пушкинианцем очередного, так сказать, «маркитанта при огромном войске», по фигуральному выражению самого же новообъявленного [109] — Намёк на Давида Самойлова и его стихотворение «Маркитант». .

Если же говорить о поэзии по свежей памяти, то в ней заметно обострилась борьба за настоящие духовные ценности и происходит срывание всяческих масок. Голые короли эстрады и стихотворной беллетристики давно опознаны и, словно чуя свою поддельность, бросаются кто куда: то в киноактёры, то в балалаечники, то в песенники, то в секретари, не забыв при этом нацепить поэтический титул, который волочится за ними в пыли, как за карликом плащ гиганта.

2. Как, по-вашему, на сегодня обстоит дело с высказывавшимися в начале семидесятых годов предположениями о появлении нового яркого поэтического имени и какие в связи с этим ваши прогнозы: какою вообще видится вам поэзия ближайшего десятилетия?

В поэзии останутся только поэты: Н. Рубцов и Н. Тряпкин, а не остроумный журналист, пишущий в рифму, каким, например, я всегда считал нашего самого модного стихотворца. Но говорят, даже хороший журналист мечтает стать плохим писателем. Право, странная мечта!

3. В последнее время в печати критиками и поэтами отмечается высокий версификационный уровень среди пишущих стихи. Так же часто раздаются голоса об отставании поэзии от прозы. Насколько справедливы подобные утверждения и не точнее ли было бы говорить о некотором отставании поэзии от действительности, от жизни?

Что касается высокого версификационного уровня, то в этом одном ещё мало утешительного. Вспомним хотя бы Блока, которого не раз удручало, что он слишком умеет писать.

Поэзия у нас никогда не отставала от прозы, а всегда шла впереди. Ей это так положено. Сначала было написано: «Бородино», а потом «Война и мир». Сначала Рубцов воскликнул: «Россия, Русь! Храни себя, храни!», а потом В. Белов написал свои «Кануны». Если бы было наоборот, то грош цена была бы нашей поэзии. Впрочем, я привык смотреть на литературу как на единое целое и не отделять поэзию от прозы.

И никогда поэзия не отставала от жизни. Поэтические ценности — вечные ценности. Как они могут отставать от какого-нибудь отрезка в текущем времени? Лирика Катулла волнует до сих пор. Она не отстаёт от нас и не опережает нас — она вечна.

4. Меняется ли в век НТВ нравственная ценность поэзии, влияние личности поэта на творчество? Для чего нужна сегодня поэзия?

В век НТР всё меняется, даже нравственность, но поэты, кажется, относятся к этим изменениям с тревогой.

Личность, лица необщее выраженье — да мыслимо ли без этого творчество? Да и существует ли безликое творчество?.. Как-то не сочетается даже на словах. Тут уместней говорить о цельности поэта и его личности, об органичности его таланта, о неразорванности его поэтического мышления. Например, Блок, по моему убеждению, страдал именно разорванностью мышления, о чём свидетельствуют его символистские провалы, декоративный набор метелей, зеркал, свечей и тому подобных условностей.

Для чего нужна сегодня поэзия? Почему именно сегодня?.. Не хлебом единым, как сказано навсегда. Поэзия — это духовная пища. Но только тот, кто не может без неё жить, не вправе осуждать того, кто предпочитает ей другую пищу.

Когда Пушкин встал в ряд мировых гениев, его имя породило обширную литературу, к сожалению, построенную на всякого рода недоразумениях. И сейчас каждый, кому не лень, считает своим долгом писать и говорить о Пушкине первое, что придёт в голову. Увы, так с великими людьми и бывает. Сначала они творят, а потом их осваивают и даже присваивают. С разных сторон то и дело разносится: «Мой поэт», «Мой Пушкин», «Мой Чехов»… Так и видишь маленькую городскую птичку, сидящую на голове памятника. Куда её занесло! «Это мой памятник», — говорит птичка. Кыш, безобразница!.. Пустое дело. Слетит одна, прилетит другая. Не ставить же пугало или дракона, из тех, что стерегут клады!

Но есть другая крайность: все дороги ведут к Пушкину, Пушкин — это всё, он — солнце. Это взгляд капли на море. Но на свете много морей. Нет ли в таком взгляде национальной ограниченности, неверия в приход иных мощных светил? Все поэтические пути покрыть одним именем — достойно ли это сильного народа?.. Кто знает. На память приходит один странный разговор Гёте со своим секретарём. Они разговаривали об английской литературе, о величии Шекспира и о том неблагоприятном положении, в котором оказались английские драматические писатели, пришедшие после этого великана поэзии. «Драматический талант, — говорил Гёте, — хоть сколько-нибудь значительный, не мог обойтись без того, чтобы не считаться с Шекспиром, не мог обойтись без того, чтобы не изучать его. А раз он его изучал, он должен был придти к убеждению, что Шекспир исчерпал всю человеческую природу во всех направлениях, во всех её глубинах и высотах, так что для него, последыша, собственно говоря, не остаётся уже никакого дела. И откуда мог бы он почерпнуть мужество взяться за перо, раз он сознаёт, что уже имеется в наличности такое недостижимое совершенство».

Мы имеем перед собою не только Пушкина, но и неверные представления о нём, затемняющие наш взгляд на истинное положение дел.

Пушкин создал литературный язык. Недаром он непревзойдённый стилист. Ясность и точность его слога недосягаема и пленительна. Гоголь блестяще сказал о Пушкине: «В нём русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла».