Алекс Хейли - Корни. Часть I

Оставаясь с Ламином один, что иногда случалось, Кунта уделял брату несколько больше внимания. Оторвав маленький плод, он объяснял, что громадное дерево вырастает из такого маленького плода. У пчелы он показывал жало и объяснял, как она собирает сладкий сок из цветов и делает из него мёд в своём доме на самых высоких деревьях. А Ламин начал задавать Кунте множество вопросов, на которые тот терпеливо отвечал. От этого Кунта чувствовал себя старше своих восьми дождей. Вопреки самому себе, он уже не смотрел на младшего брата, как на помеху.

Кунта никоим образом, разумеется, этого не показывал, но возвращаясь домой он уже предвкушал радость встречи с любопытным Ламином. Однажды ему даже показалось, что Бинта улыбнулась, когда он с Ламином выходил из дома. И действительно, Бинта часто говорила младшему сыну: «Учись вести себя у брата!» А через минуту она могла шлёпнуть Кунту за что-нибудь, хотя теперь она делала это гораздо реже. Кроме того, Бинта частенько говорила Ламину, что если он не будет вести себя как следует, то не пойдёт с Кунтой И тогда весь оставшийся день Ламин вёл себя безупречно.

Однажды приятель Кунты, играя, натолкнулся на Ламина и сбил его с ног. Кунта тут же подскочил и, оттолкнув дружка, гневно воскликнул: «Это мой брат!» Тот завозмущался, и они уже готовы были сцепиться, когда другие ребята разняли их. Кунта рывком поднял плачущего Ламина и потащил его за руку. Он был удивлён и озадачен своим поступком в отношении приятеля, тем более из-за хныкающего братца. Но после того дня Ламин стал открыто копировать всё, что делал его старший брат, даже иногда в присутствии Бинты и Оморо. Хотя Кунта делал вид, что ему это не нравится, он чувствовал гордость.

Когда Ламин упал как-то раз с невысокого дерева, Кунта показал ему, как надо правильно взбираться. Время от времени он учил брата бороться, свистеть на пальцах и показывал ему листья ягоды, из которых их мать любила заваривать чай. Он предупредил Ламина о навозных жуках, которых нельзя было убивать. А касаться петушиных шпор было ещё большим несчастьем. Но он никак не мог объяснить брату, как узнавать время дня по солнцу. «Ты просто ещё слишком маленький. Но ты всё потом поймёшь». Однако Кунта иногда кричал на Ламина, если тот слишком долго не мог запомнить что-то простое или шлёпал его, если тот ему очень надоедал. Но после этого ему было так нехорошо, что он готов был отдать Ламину поносить немного свою рубашку.

Сблизившись с братом, Кунта уже не так остро ощущал разницу между собой и взрослыми мужчинами деревни. И всё же не проходило и дня, чтобы он не вспомнил о своём возрасте — он всё ещё спал в хижине своей матери. Старшие ребята смеялись над ним и его сверстниками. Мужчины их просто не замечали. А что до матерей, то Кунта частенько злился и думал, что как только станет мужчиной, то сразу же поставит Бинту на место, хотя он и будет проявлять доброту и снисходительность, ведь она всё-таки его мать.

Но больше всего Кунту и его приятелей злили девчонки второго кафо, с которыми они вместе росли. Они теперь никогда не забывали показать, что готовятся стать жёнами. Его бесило, что девчонки выходили замуж в возрасте четырнадцати и даже меньше дождей, в то время как парни женились только когда им исполнялось 30 или более дождей.

Каждый раз, когда Кунта и его брат гуляли где-нибудь одни, Кунта представлял, что он взял брата в путешествие, как иногда отцы брали в путешествие своих сыновей. Теперь Кунта чувствовал особую ответственность, потому что для Ламина он стал источником знаний. Шагая рядом, Ламин засыпал брата вопросами.

— А мир большой?

— Никто ещё так далеко не путешествовал, — отвечал Кунта. — И никто не знает об этом.

— А чему вас учит арафанг?

Кунта читал ему первые суры из Корана по-арабски, а потом говорил:

— А теперь попробуй сам

Ламин пытался повторить, но, разумеется, сбивался, и Кунта по-отечески замечал:

— На это нужно время.

— А почему никто не трогает сов?

— Потому что в них души наших предков.

— А что это за птица на дереве?

— Ястреб.

— А чем он питается?

— Мышами, птицами.

— А-а.

Кунта и не подозревал, что так много знает, хотя время от времени Ламин спрашивал его о чём-нибудь, чего Кунта совершенно не знал.

«А солнце горит?» или «Почему отец не спит с нами?»

В такие минуты Кунта обычно ворчал, а потом замолкал, как это делал Оморо, когда уставал от расспросов Кунты. Тогда Ламин больше не произносил ни слова, потому что дома мандинго учили никогда не разговаривать с тем, кто не хочет говорить. Иногда Кунта делал вид, что погрузился в свои собственные мысли. А иногда он просто менял тему разговора.

И всегда при удобном случае, когда он оставался один, Кунта спрашивал Оморо или Бинту о том, что хотел знать Ламин.

— Почему шкура вола в хижине отца красного цвета? Вол не бывает красным.

— Я покрасила её, — отвечала Бинта.

— Где живёт Аллах?

— Аллах живёт там, откуда приходит солнце, — отвечал Оморо.

«Кто такие рабы?» — как-то спросил Ламин. Кунта что-то проворчал и умолк. Продолжая идти и якобы думая о чём-то своём, Кунта пытался понять, почему Ламин задал такой вопрос. Кунта знал, что схваченные тубобами люди становились рабами, и он не раз слышал разговоры взрослых о рабах и их деревне. Но, честно говоря, он всё-таки не понимал, кто такие рабы.

На следующий день, когда Оморо собрался за пальмовыми деревьями, чтобы построить для Бинты новую кладовую, Кунта попросил отца взять его с собой. Они молча шли до самой пальмовой рощи, когда Кунта спросил:

— Пап, а кто такие рабы?

Оморо сначала что-то буркнул, а потом несколько минут молча ходил по роще, выбирая подходящие деревья. — Рабов иногда трудно отличить от других людей, — произнёс он наконец. А потом, работая топором, объяснил, что у рабов крыши домов покрыты не такой травой, как других людей. — Но в присутствии рабов нельзя говорить о рабах, — проговорил он сурово.

Кунта не понял, почему этого нельзя делать, но кивнул, как будто ему всё было ясно. Когда дерево повалилось, Оморо начал очищать ствол. Кунта сорвал себе несколько сочных плодов.

— Почему одни люди рабы, а другие — нет? — спросил он.

Оморо рассказал, что рабами становятся по разным причинам. У одних матери были рабами, и он назвал нескольких людей из деревни, которых Кунта хорошо знал. Другие в голодное время сами становились рабами тех, кто брался их кормить. Третьи были когда-то взяты в плен. «Они стали рабами, потому что побоялись умереть и сдались». И все это люди, о которых он говорил, были обыкновенными жителями деревни. «Их права защищены законами наших праотцов, — объяснил Оморо. — И каждый хозяин кормил раба, одевал его, давал ему дом, участок земли, половину урожая которого забирал раб, а также разрешал ему жениться или выходить замуж. Презирают только тех рабов, кто этого заслужил: убийц, воров, других преступников. Таких рабов хозяин мог бить и наказывать».