Алекс Хейли - Корни. Часть I

Несмотря на усталость, Кунта почувствовал себя взрослым и важным, когда проигнорировал многочисленные вопросы и молча проследовал за отцом.

Около каждого дерева путешественников дорога расходилась, и можно было продолжать путь, не входя в деревню. Оморо свернул и пошёл мимо деревни.

Пот начал заливать глаза. С тех пор, как они вышли из деревни, солнце прошло всего полнеба, но ноги у Кунты уже так болели, а узел казался таким тяжёлым, что он начал сомневаться в своих силах. Его уже охватила паника, когда Оморо неожиданно остановился у чистого ручья, и Кунта схватил руками узел, чтобы снять его, но тот выскользнул и с шумом свалился на землю. Кунта замер от страха, поскольку был уверен, что отец услышал шум, но Оморо уже стоял на коленях и пил воду, как будто рядом с ним никого не было.

Кунта только сейчас понял, как ему хотелось пить. Он торопливо подошёл к воде, стал на колени, но ноги не слушались. Тогда он лёг на живот и собрался напиться, когда Оморо сказал: «Только немного, — это были первые слова, произнесённые отцом за время путешествия, — сделай глоток, подожди, потом попей ещё немного».

Кунта почему-то разозлился на отца. «Да, папа», — хотел было сказать он, но у него нечего не вышло. Он сделал глоток, заставил себя подождать немного, потом попил ещё, привалился к дереву и уснул.

Когда он, вздрогнув, проснулся, отца не было видно. Вскочив, Кунта увидел узел Оморо под соседним деревом. Значит, отец был где-то недалеко. Он потянулся и почувствовал боль в мышцах. Но всё-таки теперь ему стало получше. Кунта наклонился к ручью и увидел своё отражение. Он улыбнулся и поднял голову. Рядом стоял отец.

В тени деревьев они молча съели четырёх подстреленных отцом жирных голубей с хлебом, взятым из дома.

Когда они поели, солнце прошло три четверти неба, и стало прохладнее. Они продолжили путь.

— Тубобы останавливают свои лодки в дне ходьбы отсюда, сказал Оморо. — Сегодня мы должны переночевать в деревне.

Немного погодя отец крикнул: «Слоны!» И Кунта увидел вокруг вытоптанные кусты, объеденные стволы деревьев. Он видел только нескольких слонов за всю свою жизнь, так как слоны пасутся вдали от людей. Тогда это громадные животные бежали вместе с тысячами других зверей, спасаясь от пожара. Но Аллах послал дождь и уберёг деревню.

Кунте казалось, что они вступили в какую-то другую местность. Здесь и трава отличалась от той, что была в Джуффуре, и среди знакомых деревьев попадались пальмы и кактусы. Если не считать кусачих мух, то здесь летали не пёстрые попугаи и другие красивые птицы, а ястребы и стервятники.

Солнце было уже у самой земли, когда Кунта и Оморо увидели густой дым. Они приближались к дереву путешественников, когда даже Кунта понял, что что-то случилось. Увы! Навстречу им выбежали не дети. Проходя мимо баобаба, Кунта заметил, что дерево обожжено. Многие дома были пусты. Люди в деревне — большинство из них старики, больные и несколько плачущих детей — лежали или сидели, прислонившись к стенам хижин.

Несколько морщинистых стариков вяло приветствовали Оморо и Кунту. Они рассказали, что однажды ночью тубобы убили или увели всех молодых и крепких людей. Уцелели только старые или больные. Деревня погибала. Урожая не было. «Мы здесь умрём без наших молодых», — произнёс один из стариков. Оморо выслушал их внимательно и сказал: «Деревня моих братьев, которая находится в четырёх днях отсюда, примет вас, дедушки». Но старики отрицательно замотали головами, а самый старый из них ответил: «Это наша деревня. Ни в какой другой деревне вода не будет такой чистой, как в нашем колодце. Никакая тень не будет более прохладной и приятной, чем тень наших деревьев. Ни в какой деревне еда не будет такой вкусной, как была в кухнях наших женщин».

Старики извинились за то, что не могут предложить дом для ночлега. Но Оморо уверил их, что он и его сын с удовольствием переночуют под открытым небом.

Кунта улёгся на подстилку из веток и задумался о том, что услышал. А если бы такое произошло с их деревней? Убили бы и взяли в плен всех взрослых и детей — Оморо, Бинту, Ламина и его самого. Кунте стало не по себе, и он постарался подумать о чём-то другом. Послышался крик какого-то животного. Затем вой гиен. И Кунта медленно погрузился в сон.

На следующий день, когда солнце ещё не поднялось очень высоко, они увидели впереди одинокую фигуру, идущую навстречу. Они уже встречались с двумя или тремя другими путешественниками в этот день, обмениваясь с ними приветствиями и улыбками, но этот старик, видно, хотел что-то сказать.

Показав рукой позади себя, он предупредил:

— Вы можете встретить тубоба. — Кунта, стоявший позади отца, обмер. — С ним много людей, которые несут его вещи. Он увидел меня, остановил и спросил, где начинается река. Я ответил ему, что река начинается в самом далёком месте от того, где она кончается.

— И он ничего вам не сделал? — спросил Оморо.

— Он вёл себя очень дружелюбно, — ответил старик. — Но кошка всегда съедает мышь, с которой играет.

— Это правда! — сказал Оморо.

Кунта хотел спросить отца об этом странном тубобе, который ищет реки вместо людей, но Оморо простился со стариком и пошёл дальше, как обычно, даже не посмотрев, идёт ли за ним Кунта. Ноги у Кунты начали кровоточить, но он знал, что было бы не по-мужски обращать на это внимание, тем более говорить об этом отцу.

По этой же причине Кунта подавил в себе страх, когда неподалёку от тропы, на лугу им повстречалось целое львиное семейство. «Они не охотятся в это время дня», сказал Оморо, как будто почувствовав страх сына.

Ближе к ночи ноги у Кунты так ныли, что он бы не обратил внимания даже на двадцать львов, даже если бы они охотились в том месте, где Оморо остановился на ночлег. Кунта едва прилёг на постель из веток, как тут же заснул. Ему показалось, что он проспал несколько минут, когда отец разбудил его рано на рассвете. Хотя Кунта чувствовал себя так, словно вовсе не спал, он с нескрываемым восхищением наблюдал, как Оморо проворно ободрал, почистил и изжарил двух зайцев, которых поймал в силки, расставленные ночью.

Его сбитые ступни, ноги, спина и шея — всё начало болеть на третий день пути. Всё его тело ныло от усталости, но Кунта представлял, что началось обучение для мужчин, и он стал бы последним в своём кафо, если бы хоть как-то выдал боль. Кунта закусил губу, чтобы не закричать, когда около полудня наступил на острый шип. Но он начал хромать и так отстал, что Оморо пришлось позволить ему отдохнуть несколько минут, когда они немного поели.

Паста, которой отец смазал рану, смягчила боль, но когда они снова пошли, рана закровоточила по-настоящему. Вскоре, однако, рана забилась грязью и кровь остановилась. Кунта не был уварен, но ему показалось, что Оморо пошел чуть медленнее. К ночи рана опухла, но когда они остановились, Оморо смазал ногу другой мазью, и утром Кунта уже мог терпеть боль.