Мэри Брэддон - Преступление капитана Артура

– Ну, дорогая моя,  – начала миссис Мильвард с торжествующим видом после ухода мужа,  – теперь вам уж придется остаться до возвращения мистера Мильварда, потому что он должен проводить вас домой.

– Папа пришлет за мной, когда он увидит, что я не возвращаюсь,  – проговорила машинально Оливия.

Вальтер Реморден оставил газету и мало-помалу вмешался в разговор. Через какое-то время миссис Мильвард вышла в кухню к кому-то пришедшему к ней с просьбой о помощи. Оставшись наедине с викарием, Оливия начала ласкать собаку, положившую голову к ней на колени.

– Когда вы возвращаетесь в Чичестер, мистер Реморден? – спросила она вдруг.

– Я не знаю, вернусь ли я когда-нибудь туда! – отвечал он спокойно.  – Мне предлагают пасторат в Бельминстере, который предоставляет мне во многих отношениях вдвое больше удобств!

Сомнительно, чтобы Оливия расслышала слова его; она продолжала теребить уши Бокса, задумчиво смотрела на огонь и вдруг проговорила:

– Вальтер Реморден! Вы должны презирать меня в настоящее время!

Он так великолепно владел своими чувствами, что всякий посторонний счел бы его, конечно, неспособным к волнению; но лицо его изменилось при вопросе Оливии, и он произнес, с умоляющим жестом протянув свои бледные, исхудалые руки:

– Умоляю вас именем всего, что для вас свято, не вспоминайте о прошлом, ни даже одним словом. Я боролся с собой… я горячо молился, чтобы Бог послал мне силу перенести все страдания; вы не должны дотрагиваться до заживших уже ран… да – до заживших! – повторил он с каким-то невольным увлечением.  – Я живу теперь единственно для того, чтобы исполнить обязанности свои в качестве служителя церкви, но я не молю Бога возвратить мне здоровье. Да простит Он мне за то, что у меня проявилось желание переселиться из этого дома прямо в могилу!

Молодая девушка не отрывала глаз от огня.

– Я очень рада слышать, что ваши раны зажили,  – сказала она, сопровождая свои слова каким-то странным смехом,  – это, по крайней мере, избавляет меня от упреков в измене… в измене по расчету, которую способна совершить только женщина с громадным честолюбием и думающая только о личных интересах. Должно быть, что меня соблазнило богатство сэра Руперта в соединении с его громадным титулом,  – продолжала Оливия,  – оно поразило меня своим резким контрастом с нашей нищетой, да еще в такой степени, что я даже забыла обещание, данное вам тому назад два года. Я выстрадала многое, но я довольна тем, что вздумала прийти сюда сегодня вечером; я теперь успокоилась!.. В моем уме сложилось от чтения романов странное убеждение, что разбить жизнь и сердце честного человека дело весьма не трудное!

Оливия не успела досказать свою мысль, как отворилась дверь и в гостиную вошел Руперт Лисль. Он бросился в кресло, не снимая шляпы и не обращая внимания на присутствие Вальтера.

– Я был в Бокаже, мисс Мармедюк,  – сказал он тоном плохо скрытого бешенства.  – И Лаура сообщила мне, что вы пошли сюда; так как я нахожу неприличным для будущей леди Лисль и жены моей бегать ночью по улицам, то и приехал за вами.

– Мне не пришлось бы ходить ночью одной по улицам, сэр Руперт,  – возразила Оливия, сверкнув гневно глазами.  – Все живущие в этом доме знают не хуже вашего, что прилично для мисс Оливии Мармедюк, которая ни в чем не уступает будущей леди Лисль… Снимите вашу шляпу, сэр Руперт,  – добавила она повелительно,  – и позвольте мне представить вас мистеру Ремордену, другу нашего дома!

Каковы бы ни были подозрения, зародившиеся в голове баронета, как сильна ни была его ревность – смелость Оливии успокоила его сразу. Он ответил на поклон Ремордена небрежным поклоном и решился даже пробормотать сквозь зубы, что он очень рад познакомиться с ним; но Вальтер, к сожалению, не обратил внимания на эту снисходительность.

– Я желаю, чтобы вы возвратились домой,  – обратился сэр Руперт снова к своей невесте.  – Мне без вас жизнь не в жизнь. Я обедал сегодня в замке, но после мне стало так скучно и грустно, что я велел оседлать свою рыжую лошадь и поскакал в Бокаже. На дворе сильный дождь, но я позаботился приготовить для вас карету от гостиницы «Куронн»… Идем, идем, Оливия!

– Дайте только проститься с миссис Мильвард, сэр Руперт,  – отвечала она.

Лорд Лисль вышел отдать приказания кучеру.

Вальтер с большим трудом поднялся с дивана и встал подле молодой девушки, опираясь рукой на мраморный камин.

– Оливия, скажите, этот брак решен бесповоротно? – произнес он с волнением.

– Вполне бесповоротно! – ответила она.

– Вы не можете взять обратно обещание, данное опрометчиво этому человеку?

– Не могу и не сделаю.

– Да поможет вам Бог в таком случае, бедная! Я не смею уговаривать вас сделать то, что вы сами считаете бесчестным, хотя бы это могло устроить ваше счастье… Жаль, что я не увидел этого человека раньше, когда вы еще не давали ему вашего слова. Я бы стал тогда молить вас на коленях отвергнуть предложение. Я знал, что вы не любите его и что вас ослепил блеск его положения, но я, по крайней мере, не сомневался в том, что лорд Лисль – джентльмен!

Миссис Мильвард и сэр Руперт вернулись в гостиную прежде, нежели Оливия успела возразить на это заявление. Десять минут спустя она уже молча сидела в карете, а баронет скакал рядом с нею верхом на своей рыжей лошади. Молодая девушка нервно вздрагивала, смотря сквозь опущенные стекла на мрачную фигуру молчаливого всадника.

«Мне кажется, как будто меня везут в тюрьму, а это – мой тюремщик»,  – подумала она.

В последний день ноября длинный ряд карет тянулся от стен кладбища до улицы Лисльвуда, ожидая аристократов, собравшихся в церкви, чтобы присутствовать при бракосочетании сэра Руперта Лисля с мисс Оливией Мармедюк. Баронет выразил желание, чтобы свадьба была как возможно роскошнее. Он хотел, чтобы весь Суссекс мог видеть, что он женится на первой красавице этого графства, и разослал повсюду приглашения на празднество. Свадебный пир был приготовлен в Лисльвуде, а не в Бокаже, по настоянию сэра Руперта, смотревшего на всех с видимым недоверием.

– Я, право, не думаю, чтобы в вашем тесном доме могла бы поместиться и половина публики, которая должна присутствовать на свадьбе.

Итак, мисс Оливия Мармедюк пошла к алтарю в сопровождении целой толпы роскошно разодетых женщин и изящных мужчин. На этот раз церковь казалась настоящей выставкой великолепнейших шелковых материй, кружев, белых перьев, превосходных искусственных цветов со сверкавшей бриллиантовой росой, золотых флаконов с духами и множеством других предметов роскоши. У воспитанников и поселян, наполнявших углы, разбегались глаза от созерцания этого богатства и чудес; нужно добавить, кстати, что они разошлись не совсем-то довольные свадебной церемонией.