Альва Бесси - Антиамериканцы

Первая возможность изложить свои взгляды представилась Бену на второй неделе пребывания в лагере, когда его вызвал к себе сержант из информационного отдела штаба. Этот молодой человек, видимо, симпатизировал Бену, как участнику войны в Испании, и, казалось, даже восхищался им. Искренность его чувства подтверждалась тем, что сержант вызвал Бена сам, без всякой просьбы с его стороны.

— Я просматривал личные дела, — сказал сержант Холмс, — и ваша биография заинтересовала меня. Я много читал о войне в Испании и всегда симпатизировал республиканцам. Ведь нельзя же сказать, что все ваши парни были коммунистами?

«Будь осторожен, — сказал себе Бен, — возможно, тут пахнет провокацией. Ты временно выбыл из партии. Ты коммунист, не состоящий сейчас в какой-нибудь партийной организации, ибо партия считает, что коммунисты не должны вести партийную работу во время пребывания в армии, поскольку это может привести к фракционности, которая причинит вред военным усилиям страны».

— Нет, — ответил он, — нельзя. Но многие из них были коммунистами. («Если этот парень провокатор, — подумал Бен, — то он действует довольно неуклюже».)

Бен довольно откровенно поговорил с сержантом Холмсом. Он высказал свое удивление по поводу того, что оказался в компании людей, многие из которых подозревались в нелояльном отношении к США.

— Я не фашист, — сказал он.

— У нас их много, — заметил Холмс. — И будет неплохо, если вы внимательно присмотритесь к ним. Это может принести большую пользу и вам и армии.

— Вы не советуете мне подать просьбу о переводе?

— Не сейчас. Посмотрим, что будет дальше. Я доложу о нашем разговоре по команде. Здесь ведь армия, и все должно делаться по команде, — улыбнулся он.

— Да, — отозвался Бен. — Я слышал. Существует обычный порядок и армейский порядок.

— Вы быстро все схватываете. — Холмс встал, оглянулся и протянул Бену руку.

Бен ответил на его рукопожатие, поблагодарил и вышел из комнаты.

В течение следующих пяти недель Бен изучал основы военного дела и каждый день ловил себя на мысли, что он уже испытал все это. И тут, как и в Таразоне, он должен был пройти военную муштру: боевые порядки, сомкнутый строй, переходы, ночные привалы, «просачивания», учебная стрельба, использование укрытий, рытье окопов и индивидуальных стрелковых ячеек, штыковой бой, физическая подготовка, беседы о здоровье и гигиене…

Подразделение, в котором служил Бен, не проводило стрельб боевыми патронами, и это не удивляло Бена: он знал, из кого состоит подразделение и как настроено большинство солдат. Вечерами в казармах они вели откровенно пораженческие разговоры, в которые Бен старался не вступать.

Вместе с тем он стремился как можно лучше делать все, что от него требовали. Винтовку «М-1» и ее части он изучил так, что мог вслепую разобрать и быстро собрать ее даже в полевых условиях. Бен знал, что унтер-офицеры внимательно следят за ним и одобряют его усердие. Ну что ж, тем лучше!

Остаться безликим — несложное дело в армии, где вы живете, едите и спите вместе с тысячами других людей и не можете уединиться ни на минуту в течение всех двадцати четырех часов. И однако Бен чувствовал себя страшно одиноким. Это чувство усугублялось тем, что он не мог достать ни одного номера «Дейли уоркер» или «Мэссис энд мейнстрим», как не мог найти надежного парня, с кем можно было бы обсудить все, что происходит на Тихом океане и в Европе.

«Нас побили на Филиппинах, и Манила захвачена противником. Что стало с Лео и его семьей? Роммель ведет контрнаступление в Северной Африке. Непосредственная угроза Москве ликвидирована, и нацисты потеряли там более пятидесяти пяти тысяч человек. Красная Армия и русская зима преподали Гитлеру урок, который Наполеон получил еще в 1812 году».

В эти дни Бен имел возможность, сохраняя серьезный вид, вволю посмеяться над наиболее явными нацистами и поклонниками фашизма, обескураженными вестями с Восточного фронта. Они постоянно повторяли прогнозы генерала Маршалла о том, что Советы будут разбиты и выведены из войны в течение шести недель. Однако прогнозы запаздывали уже более чем на восемь месяцев. Виной всему эти люди считали погоду.

Бен даже заключил пари об исходе сражений на Ленинградском фронте и постоянно выигрывал коробки сигарет и сигар, которые тут же раздавал: сам он не курил.

Как-то солдат, по фамилии Шульц, особенно резко выражавший свои пораженческие взгляды, спросил Бена, почему он так охотно заключает пари за русских. Бен без труда ответил на его вопрос.

— В чем дело? — поинтересовался Шульц. — Ты тоже красный?

— Нет, — сказал Бен. — Но я люблю держать пари. Мой старик был азартным игроком.

— Откуда у тебя такая осведомленность о русских?

— Да какая тут осведомленность? — откликнулся Бен. — Видишь ли, мне слишком усердно внушали, что русские плохи. В конце концов я стал думать, что русские значительно лучше, чем пишут о них газеты.

— Блау… — пробормотал Шульц. — Немецкая фамилия, правда?

— Ну и что же? — ответил Бен.

К концу пятой недели курс основной подготовки неожиданно закончился, и Бена перевели в подразделение интендантской службы. Он был направлен под начало сержанта на склад, где все время занимался сверкой приходных и расходных документов, инвентарных ведомостей и расписок и часами стучал на машинке. Его работа была образцом аккуратности, хотя он умел печатать только двумя пальцами.

Шел март; дни становились все жарче. Однажды Бена вызвал к себе в канцелярию капитан Дэлей.

— Сэр, рядовой Блау явился по вашему приказанию, — доложил Бен, вытягиваясь перед офицером.

— Вольно, Блау. Садитесь, — пригласил Дэлей и внимательно посмотрел на него.

— Насколько мне известно, вы были в Испании, — начал капитан.

— Так точно, сэр.

— И на чьей стороне вы воевали?

Бен улыбнулся:

— Конечно, на стороне правительства.

Дэлей кивнул.

— Сегодня вечером у нас состоятся занятия по общеобразовательной подготовке. Вы не согласились бы провести получасовую беседу о войне в Испании?

— С удовольствием, сэр, — ответил Бен, прежде чем успел как следует подумать.

— Остаток дня можете быть свободны, — сказал капитан. — Используйте это время для подготовки к беседе, если находите нужным. Все.

Бен встал в положение «смирно», отдал честь и, повернувшись «кругом», вышел из штаба. «Будь осторожен», — предостерегал его внутренний голос, когда он направился’ из штаба в казарму.

Дойдя до расположения своей роты, Бен остановился и принялся размышлять. «К чертям! — решил он. — Если все время думать о ловушке, то как раз в нее и угодишь. Я расскажу об Испании, и расскажу честно. Хитрить я не буду. Они все равно ничего не могут мне сделать. И потом, может быть, это позволит получить перевод в пехоту».