Альва Бесси - Антиамериканцы

В то время как в Восточной Европе Красная Армия вела напряженные, решающие исход всей войны бои, западные демократии всемерно оттягивали открытие второго фронта. Союзники обещали открыть второй фронт в Европе в 1942 году, но 7 ноября, в годовщину Октябрьской революции, начали вторжение во французскую Северную Африку. Это не помешало вице-президенту Уоллесу в его выступлении в Нью-Йорке в зале Мэдисон-сквер гарден заявить, что второй фронт открыт в самом подходящем для этого месте.

Большая аудитория встретила это сообщение без всякого энтузиазма, все понимали, что Северная Африка находится слишком далеко от Западной Европы — единственного плацдарма, где нацистам можно было нанести решающее поражение. Разве Бисмарк, как и Гитлер, не говорил: «Мы проиграем, если будем сражаться одновременно на двух фронтах»?

В июле 1943 года последовало вторжение в Сицилию, затем, в сентябре, в Италию, а Рим был освобожден лишь за два дня до того, как первые парашютисты союзников опустились в Нормандии. Сражение во Франции достигло кульминационного пункта; Красная Армия продвигалась с востока, войска союзников наступали с запада. Поражение Гитлера было вопросом времени.

Теперь Бен хорошо знал, что он не представляет исключения, что то же самое произошло со многими другими американскими ветеранами гражданской войны в Испании. Руководство организации ветеранов выступило с официальным протестом против подобного обращения с бывшими участниками войны в Испании, которые буквально рвались в бой. Одного за другим ветеранов направляли в офицерские школы, а затем, когда они успешно проходили курс обучения, их отсылали обратно в части, так и не присвоив им офицерского звания.

Бен помнил, что год назад даже Дрю Пирсон [128] Известный американский журналист. — Прим. ред. написал по этому поводу специальную статью. «Сегодня в государственном департаменте, — писал он, — многие готовы признать допущенную ими трагическую ошибку — бойкот республиканского правительства в Испании…

Но, что гораздо важнее, многие дипломаты сейчас уже уверены в том, что если бы в ходе войны в Испании были уничтожены все диктаторы… то нынешняя война, возможно, никогда бы не началась».

Далее Пирсон сообщал, как в армии Соединенных Штатов обращаются с бывшими ветеранами батальона Линкольна, и рассказал историю некоего Германа Ботчера.

«Немногие ветераны войны в Испании, получившие возможность участвовать в войне, с большим успехом использовали свой боевой опыт. Герман Ботчер, которого называли „Сержантом Йорком“ Тихого океана, вырос от сержанта до капитана, был награжден крестом за выдающуюся службу и значком за ранение „Пурпурное сердце“ с дубовыми листьями…»

Пирсон упомянул также Ирва Фаджанса, вышвырнутого из офицерской школы за день до присвоения офицерского звания, и многих других. Бен понимал, что во всех этих фактах находит свое выражение определенная политика, суть которой можно охарактеризовать двумя буквами (в свое время он их где-то видел: «П. Н.»). [129] Политически неблагонадежен.

Как бы то ни было, Блау усердно мыл полы и чистил металлические предметы; он был любезен со всеми фельдшерами, сестрами и докторами, продолжал изучать тактику и даже организовал шахматный турнир.

Вскоре Бена перевели в канцелярию, поручив вести личные дела больных. «Может, начальство считает, что с пишущей машинкой я справлюсь лучше, чем со шваброй? — подумал он. — А впрочем, даже в таком скучном занятии, как учет личных дел, можно проявить инициативу и творческий подход — конечно, при наличии какого-нибудь стимула».

Бен составил для себя статистический обзор больных, чьи личные дела находились в его ведении, и проанализировал причины, приведшие людей в госпиталь: столько-то случаев общих заболеваний, столько-то случаев заболевания гриппом, столько-то увечий, связанных с несением службы, столько-то раненных в бою, столько-то случаев нервного переутомления.

Первое место прочно занимало нервное переутомление, или, как его позднее стали называть, психоневроз. Он составлял добрых тридцать процентов всех остальных заболеваний, вместе взятых, что крайне поразило Бена.

«По-видимому, все дело в том, что офицеры ничему не обучают парней», — решил он и однажды, воспользовавшись удобным случаем, заговорил об этом с одним из старших врачей. Однако данные Бена не произвели на подполковника особого впечатления.

— Современная война! — изрек он таким тоном, будто сразу решил проблему.

— В Испании у нас не было ничего подобного, — заметил Бен, и подполковник Штейн впервые взглянул ему в глаза.

— Какой же процент был там?

— За десять месяцев, проведенных на фронте, я могу припомнить всего лишь два — три случая нервного переутомления.

— Чем вы объясните это, сержант?

— Ну, во-первых, хотя бы тем, что все мы были добровольцами, иными словами, хорошо понимали, зачем мы на фронте. Я полагаю, убежденность в правоте идей, за которые сражаешься, является важным фактором моральной стойкости.

— Когда солдаты идут в бой, им не до идей.

— Разумеется, сэр, — ответил Бен. — Однако убежденность имеет неоценимое значение даже в самые трудные моменты. Я знаю это по личному опыту.

— Мы же проводим инструктивные лекции, — сказал подполковник Штейн и сделал знак рукой. — Садитесь, сержант.

— Спасибо, — поблагодарил Бен. — Да, проводим. Я бывал на этих лекциях. Большинство из них никуда не годится.

— Почему?

— Во-первых, их читают люди, которые или не знают, что такое фашизм, или, если и знают, то не видят в нем ничего особенного.

— А вы как относитесь к фашизму?

— Я ненавижу ею, — заявил Бен. — Ненавижу и вообще и в частности, тем более что занимался изучением фашизма и видел его в действии после того, как познакомился с ним по книгам.

Штейн пристально посмотрел на Бена.

— Мы оба евреи, — произнес он, — и питаем к фашизму личную ненависть, гораздо более сильную, чем кто бы то ни было другой.

— Возможно, сэр, — согласился Бен. — Но такую же личную ненависть может питать к нему каждый из миллионов трудящихся — каждый протестант и каждый католик, над чьей религией надругались нацисты, каждая женщина, которую они рассматривают как низшее животное, пригодное лишь для «Kirche,Küche und Kinder» [130] «Церковь, кухня и дети» (нем.). , каждый негр или представитель другой так называемой низшей расы. Это самое зловещее, самое античеловечное движение во всей истории.

— А что вы думаете насчет того, чтобы поговорить об этом с нашими солдатами?

Бен вздохнул.

— Вот я и попался! — ухмыльнулся он.

— То есть?

— Начиная с 8 декабря 1941 года я усиленно добиваюсь отправки <���в действующую армию. В первом же лагере, в котором я оказался, меня попросили прочесть лекцию. Я прочел целых три. А сейчас, спустя два года, я писарь в одном из госпиталей.