Джордж Элиот - Адам Бид

Адам вскочил со стула, будто думал, что может в одну минуту очутиться у нее, но мистер Ирвайн снова схватил его за руку и убедительно сказал:

– Подождите, Адам, подождите.

Адам сел на свое место.

– Она в весьма несчастном положении… в таком положении, что вам, мой бедный друг, легче было бы лишиться ее навсегда, чем встретиться с нею таким образом.

Губы Адама задрожали, но звука не было; они снова задрожали и он прошептал:

– Говорите!

– Она арестована… она в тюрьме.

Будто оскорбительный удар возвратил Адаму дух сопротивления. Кровь бросилась ему в лицо, и он громко и резко сказал:

– За что?

– За великое преступление… Убийство своего ребенка.

– Не может быть! – почти заревел Адам, вскочил со стула и сделал шаг к двери, но он снова повернулся и, прислонившись спиною к книжному шкафу, устремил на мистера Ирвайна свирепый взгляд. – Это невозможно! У нее не было вовсе ребенка. Она не может быть виновна. Кто сказал это?

– Дай Бог, чтоб она была невинна, Адам. Мы еще можем надеяться, что она действительно невинна.

– Но кто же говорит, что она виновна? – неистово спросил Адам. – Расскажите мне все.

– Вот письмо судьи, которому она была представлена, а констебль, арестовавший ее, у меня в столовой. Она не хочет сознаться, как ее зовут и откуда она; но я опасаюсь, весьма опасаюсь, что это именно Хетти. Описание совершенно соответствует ей, только говорят, что она очень бледна и не здорова. В кармане у нее был небольшой красный кожаный бумажник, и в нем написаны два имени: одно, вначале, «Хетти Соррель, Геслоп», а другое, в конце: «Дина Моррис, Снофильд». Она не хочет сказать свое собственное имя, она запирается во всем и не отвечает ни на какие вопросы. Таким образом обратились ко мне как к судье, чтоб я принял меры для удостоверения ее, так как предполагают, что первое имя – ее собственное.

– Но какое имеют они доказательство против нее, если это действительно Хетти? – сказал Адам столь же неистово и с усилием, которое, казалось, потрясло все существо его. – Я не верю этому. Этого быть не могло, и никто из нас не знает этого.

– Ужасное доказательство, что она находилась в искушении совершить это преступление. Но мы имеем еще некоторую надежду, что она в действительности не совершила преступления. Постарайтесь прочесть это письмо, Адам.

Адам схватил дрожащими руками письмо и пытался твердо остановить на нем глаза. Мистер Ирвайн в это время вышел из комнаты, чтоб отдать некоторые приказания. Когда не возвратился, глаза Адама все еще смотрели на первую страницу: он был не в состоянии прочесть, он был не в состоянии связать слова и понять их значение. Наконец он бросил письмо и сжал кулак.

– Это его дело, – сказал он. – Если тут совершено преступление, то виноват он, а не она. Он выучил ее обманывать… он обманул меня первый. Пусть же и он идет к суду… пусть он станет рядом с ней, и я расскажу всем, как он овладел ее сердцем, сманил ее на дурное и потом обманул меня. Неужели он останется свободным, между тем как все наказание падет на нее одну… столь слабую и молодую?

Образ, вызванный последними словами, дал новое направление безумным чувствам бедного Адама. Он был безмолвен и смотрел в угол комнаты, будто видел там что-то.

Потом он снова воскликнул и в его голосе слышалась грустная мольба:

– Я не могу вынести этого… О, Боже мой! это бремя мне не по силам… мне слишком тяжело думать, что она преступница.

Мистер Ирвайн снова сел на свое место в безмолвии; он был слишком умен, чтоб говорить в настоящую минуту утешительные слова, притом же вид Адама, стоявшего перед ним с выражением внезапной старости, которое отражается иногда на молодом лице в минуты страшных потрясений – тяжкий вид кожи без капли крови под нею, глубокие борозды около судорожно подергивавшегося рта, морщины на лбу, – вид этого сильного, твердого человека, как бы разбитого невидимым ударом несчастья, трогал его до глубины души, и говорить было ему нелегко. Адам стоял неподвижно, бессмысленно продолжая смотреть в угол минуты с две: в это короткое мгновение он снова переживал все время своей любви.

– Она не могла совершить это, – сказал он, не отводя глаз, как бы разговаривая только с самим собою, – только страх заставляет ее скрываться… Я прощаю ей то, что она обманывала меня… я прощаю тебя, Хетти… ты также была обманута… Тяжела твоя доля, моя бедная Хетти… но меня никогда не заставят поверить этому. – Он опять замолчал на несколько минут и потом сурово и отрывисто проговорил: – Я пойду к нему… я приведу его назад… я заставлю его посмотреть на нее в ее несчастье: пусть он смотрит на нее до тех пор, пока будет не в состоянии забыть… это будет преследовать его днем и ночью… будет преследовать его всю его жизнь… теперь он не отделается ложью… я приведу его, притащу его сюда сам.

Адам направился к двери, потом машинально остановился и искал глазами шляпу, вовсе не сознавая, где находился или кто был вместе с ним здесь.

Мистер Ирвайн последовал за ним, взял его за руку и спокойным, но решительным тоном сказал:

– Нет, Адам, нет. Я уверен, что вы захотите остаться здесь и попытаться сделать что-нибудь доброе для нее, а не уйти отсюда и искать бесполезной мести. Наказание настигнет виновного непременно и без вашей помощи. Притом же он уже не в Ирландии, он должен быть на пути домой или, по крайней мере, уедет гораздо прежде, чем вы успеете прибыть туда. Я знаю, что его дед писал к нему о том, чтоб он возвратился, по крайней мере десять дней тому назад. Я хотел бы, чтоб вы отправились теперь со мною в Стонитон. Я приказал оседлать лошадь и для вас, чтоб вы могли ехать с нами, лишь только успокоитесь.

В то время как говорил мистер Ирвайн, Адам получил сознание действительности: он откинул волосы с лица и слушал.

– Вспомните, – продолжал мистер Ирвайн, – что, кроме вас самих, Адам, есть еще другие, о которых надобно подумать и для которых надобно действовать. Есть родные Хетти, добрые Пойзеры, для которых этот удар будет так тягостен, что я не могу без содрогания подумать о том. Я надеюсь на вашу нравственную силу, Адам, на ваше чувство долга перед Богом и людьми и твердо убежден, что вы постараетесь действовать до тех пор, пока ваша деятельность может приносить какую-нибудь пользу.

В действительности мистер Ирвайн предложил поехать в Стонитон только для пользы самого Адама. Лучшим средством противодействовать силе страдания в это первое время было движение с некоторой целью впереди.

– Хотите вы ехать со мною в Стонитон, Адам? – спросил он еще раз после минутного молчания. – Нам надобно узнать, действительно ли Хетти находится там.

– Да, сэр, – отвечал Адам. – Я сделаю то, что вы считаете нужным. Но люди на господской мызе…