Васко Пратолини - Метелло

— Дай мне подышать еще пять минут. Нет, меня никто не видит. К сожалению, ни малейшего ветерка. У меня вся грудь мокрая от пота.

Метелло встал, натянул брюки и вернулся на кухню. Эрсилия стелила постель для Олиндо, который все еще сидел, обхватив голову руками. Метелло сказал ему:

— Ну, будет, мыслитель, пойдем. У меня есть двадцать чентезимо, хватит на два стакана вина. И на глоток свежего воздуха! Здесь дышать нечем.

Эрсилия из-за спины Олиндо улыбнулась ему, и эта Улыбка была ударом в сердце Метелло. Однако, выйдя на Улицу и не слушая оправданий Олиндо, бормотавшего: «Ты не должен думать…», он обернулся и посмотрел вверх, на окно Иды. Она появилась на мгновение и тотчас же скрылась.

Прошло две с лишним недели. Олиндо уехал в Ринчине. В город он должен был вернуться в ближайший четверг, как и все каменщики и чернорабочие, жившие в окрестных селениях. Эрсилия с согласия Метелло отдала Олиндо деньги, которые заработала дополнительно, плетя соломку по вечерам. Это было немного, но все же у него прибавилось двадцать пять сольдо к трем лирам, полученным от Дель Буоно. Так как положение самих Салани тоже становилось с каждым днем все более серьезным (росли счета у булочника и бакалейщика и долг ростовщице, не получавшей очередных взносов), Эрсилия решила бросить плетение соломки и заняться изготовлением искусственных цветов — теперь уже не для развлечения, а ради заработка.

Роини, ее бывший хозяин, женился на одной из своих мастериц — ему нужна была жена, а мир его был ограничен стенами мастерской. Когда ушла Эрсилия, он снова начал присматриваться к девушкам и женщинам, которые, сидя перед чурбаками, стучали по штампам или делали цветы из ранее заготовленных лепестков. Приглядывался он и к надомницам. Ему казалось, что он сам выбирает себе невесту, а на деле бедняга просто попался на удочку к самой хитрой девушке из всей мастерской — Аделаиде, жившей в районе Санто-Спирито, который граничит с Сан-Фредиано. Вероятно, за то, что она была из этого района [61] Санто-Спирито — по-итальянски «святой дух». , а вернее, за ее характер и манеру держаться, Аделаиду прозвали монашенкой. После года замужества, бесплодного и не особенно счастливого, она стала полновластной хозяйкой: рожистое воспаление на лбу в несколько недель свело Роини в могилу.

Эрсилия отправилась к Аделаиде. Они довольно долго работали вместе, и первое время Аделаида ненавидела свою соперницу. Но так как Эрсилия вскоре уступила ей поле деятельности, она не должна была теперь захлопнуть дверь перед ее носом. В конце концов, «вдова Роини», как было написано сейчас на вывеске мастерской, обязана своим счастьем отказу Эрсилии.

Так оно и случилось. Аделаида приняла подругу с распростертыми объятиями, дала ей первый заказ и одолжила чурбак, колотушку и штампы. Она держалась просто, нисколько не лицемеря.

— Видишь, Эрсилия, что значит судьба! Ведь ты могла быть на моем месте, и если б я пришла к тебе просить работы, разве ты отказала бы мне? А с другой стороны, ты хоть и бедна, да зато счастлива: у тебя молодой, здоровый муж, ребенок.

— Я не жалуюсь, — ответила ей Эрсилия. — Ну, а уж если говорить о любви, то я просто чувствую себя богатой. Теперь, когда ты дала мне работу, мы не умрем с голоду, даже если забастовка продлится целый год… Я не жалуюсь, — повторила она.

А Метелло? Сильный и умевший владеть собой, когда он был среди своих товарищей, на площади Санта-Кроче или в Палате труда, неспособный допустить даже мысль о капитуляции, он, как только входил на виа делл’Уливо, возвращаясь домой, устремлял взгляд не на свое окно, а на то, то находилось этажом выше. Это — безотчетное движение, воля тут ни при чем. И, возможно, Иды даже нет дома: она помогает Эрсилии делать цветы или играет, как ребенок, с Либеро.

Метелло с каждым днем увлекался ею все больше и больше, и ему казалось, что это должно быть очень заметно. Просто невозможно, чтобы Эрсилия не почувствовала, что ним происходит. Он даже хотел, чтобы она первая заговорила об этом. Его почти бесила наивная слепота жены. Но в то же время он говорил себе, что Эрсилия не может читать его мысли, она уверена в его любви, в его верности и, главное, по праву считает, что ей нечего бояться сравнения с Идиной, которой она нисколько не уступает ни по красоте, и по уму. Он бессознательно искал доказательств тому, что Ида не стоит Эрсилии. Но теперь уж он ограничивался только сравнением их физических достоинств, и поскольку то влечение к Иде было чисто физическое, он, как человек простой и прямолинейный даже в своих заблуждениях, уже готов был на полную капитуляцию в этом вопросе. Не было только удобного случая. Этот случай вскоре представился и был подготовлен встречей с Идиной, происшедшей накануне решительного дня.

Сидя на одной из скамеек на площади Санта-Кроче, Метелло беседовал со своими друзьями, как вдруг увидел Иду, которая вела за руку Либеро. Распрощавшись с товарищами, он пошел ей навстречу. Малыш бегом бросился к нему, и он взял сына на руки. По дороге после минутного молчания Ида сказала:

— Кажется, вам не доставила удовольствия эта неожиданная встреча? Или, в лучшем случае, вы обрадовались только ребенку. Но в конце концов, — добавила она как бы про себя, — так и должно быть.

— Я забыл поблагодарить вас. Я просто невежа. — Она засмеялась, а Метелло продолжал: — Но иногда, как например в борьбе с хозяевами, нужно уметь защищаться, чтобы не поддаться искушению.

— Я ничего не знаю о хозяевах, у меня их никогда не было, а искушение — это от дьявола.

— Э-э, нет, — сказал он. — Искушениям подвергаются и святые.

— Но все это проделки дьявола, — повторила она.

Глаза у нее были совершенно черные и все же искрились так, словно в них была запрятана не одна, а целых сто золотых крупинок. Туго стянутая корсетом грудь, казалось, ждала, чтобы ее освободили.

— А что уготовано тому, кто поддастся искушению?

— О, этого я право, не знаю! Ад, а может быть, и рай, как знать? Но не заставляйте меня кощунствовать.

Метелло посмотрел ей в глаза и почувствовал себя покоренным. С этой минуты для него речь шла уже только о его мужском достоинстве.

Они как раз дошли до виа делл’Уливо, и Идина, не дав ему сказать ни слова, обогнала его на несколько шагов и помахала рукой Эрсилии, которая смотрела из окна.

— Он был именно на площади Санта-Кроче, как вы и говорили!

И вот теперь, когда Эрсилия ушла с ребенком к матери в Сан-Фредиано, Метелло надел сорочку и брюки, наскоро провел щеткой по волосам и посмотрелся в зеркало. И если бы он был до конца откровенен с собой, то мог бы сказать: «Хорош каменщик!» Но он уже поднимался по лестнице. Ида ждала за дверью и тотчас же открыла ему. В комнате из-за спущенных жалюзи царил полумрак. На столе стояла бутылка вина и графин с аранчатой. Как и с Виолой, десять лет назад, он, закрыв за собой дверь, сразу же крепко обнял Иду и не отпускал до тех пор, пока она не оторвала своих губ и не прошептала: