Иван Катков - Еще один день [СИ]

— Ну-ну, сбавь обороты. Вижу, что очень надо… Ладно, обожди мальца, щас сделаю.

— Пойду, на улице подожду, — отворачиваясь, пробормотал студент, — душно тут у тебя…

Через десять минут столяр приоткрыл дверь и жестом подозвал Максима:

— Все готово. Принимай работу.

Максим бережно обернул сердце целлофановым пакетом и спрятал в карман ветровки.

— На вот. Будет пошаливать — коли, — сказал столяр, протягивая Максиму упаковку с ампулами.

— А что это?

— Это сыворотка специальная. Шурин из Москвы прислал. Синтетика, конечно, но где теперь сыщешь натуральное сырье…

— Да что за сыворотка-то?

— А бес ее знает, — пожал плечами столяр, — знаю только, что в составе доброта, любовь, нежность и сострадание. Говорят, помогает. Мне она уже ни к чему, я старый, а ты молодой, бери, пригодится.

Студент взял ампулы, поблагодарил столяра и вышел из мастерской.

Так получилось, что я стал бомжем. Лерка, как и грозилась, забрала ключи от квартиры и сбежала к родителям. Пойти мне было некуда. Обзвонил друзей. Безрезультатно.

Еще раз подергал дверную ручку, мало ли… Присел на лестницу в подъезде и закурил вонючий "Дукат". Бледно- зеленые стены нагоняли тоску.

Докурил, спустился на третий этаж, и сел на корточки у батареи за ржавым мусоропроводом. С шумом открылась металлическая дверь. Из квартиры вышла полная женщина в халате и скрученным, точно кремовый рожок, полотенцем на голове. Открыв забрало мусоропровода, она выбросила распухший полиэтиленовый пакет.

— Наркоманы чертовы, — пробубнила тетка.

С утра, перед работой, я опохмелялся, в обеденный перерыв добавлял, ну а к вечеру принял еще.

Глаза слипались. Ребристая батарея грела спину. Я уронил голову на колени и задремал. В кармане задрожал мобильник. Предательски бодрая и громкая мелодия из "Супер Марио" эхом разлетелась по подъезду. Мне бы его прыть, этого усатого водопроводчика из детства. Кряхтя, и едва не опрокинувшись на бок, достал телефон.

— Да.

— Алле, Женек, — послышался голос из трубки, — здорово, чё делаешь?

— Да так, ничего.

— Давай ко мне подваливай, забухаем!

— Хорошо, щас буду.

Ночлег в подъезде отменялся. Я нажал отбой и убрал мобильный. Звонил мой школьный приятель Славик. Нормальный парень, но со своими тараканами в голове. Последнее время ударился в правую идею. Стал язычником — родновером. Побрил голову, набил татуировки, уверовал в Перуна, Сварога и Велеса.

Я вышел из подъезда и зашагал к метро. Меня мутило и дико хотелось пить, но денег хватало только на жетон. Проехав пару станций в холодном, заляпанном рекламой, полупустом вагоне, сошел на "Канавинской". Тяжело дыша, поднялся по нескончаемо длинной лестнице метрополитена и вышел на улицу. Моросило. Фонари на проспекте работали вполсилы. Порывистый ветер выворачивал наизнанку зонты редких прохожих. У светофора на перекрестке капризно сигналили автомобили. Посреди дороги, мигая "аварийками", стояла четырнадцатая "Лада".

Дойдя до нужного дома, я надавил на кнопку домофона.

— Заходи, — ответил приглушенный голос через несколько секунд.

Славка открыл дверь. Мы размашисто, с хлопком пожали руки, обнялись.

С последней нашей встречи мой друг почти не изменился, разве что стал шире в плечах, и правую бровь теперь рассекал небольшой шрам. Но ему даже шло, вроде как часть брутального имиджа.

— Давай разувайся, в зал проходи, — сказал Славик и отправился на кухню.

— Слав, — крикнул я ему вдогонку, — будь добр, водички принеси. Сушняк долбит, не могу.

— Сделаем.

Я вошел в комнату. Просторный, разложенный вползала кожаный диван. Тренажер для жима лежа, заваленный майками, джинсам и толстовками.

В углу опрокинутая пепельница с окурками. Вместо традиционного ковра на стене — имперский флаг и рядом черный, с белыми буквами плакат: "Чужакам пора домой! Здесь хозяева славяне!" У окна расположился компьютерный стол с ноутбуком.

Я приземлился у "ноута", быстро ввел логин с паролем и открыл свою страницу во "Вконтакте". Заглянул на страничку к Лерке, стал набирать сообщение, но вернулся Славка.

— Хватит херней страдать, Кострома, — потрепав меня по волосам, сказал он.

Сдвинул в сторону ноутбук и поставил бутылку водки. Затем достал из серванта рюмки, открыл пластиковую банку с селедкой, и налил стакан газировки.

— Опа, — кивнул он на монитор, — твоя чтоль?

— Моя.

— Так себе. Нос стремный. На жидовку похожа.

— Сам ты жидовка. Наливай лучше.

Выпили. Слава закусил селедочкой, я жадно запил ледяным "спрайтом".

Бутылку приговорили быстро, без лишних сантиментов. Много курили, стряхивая пепел под ноги. Мне стало гораздо легче. Похмелье, поджав облезлый синий хвост, трусливо капитулировало. Пришло легкое, эдакое лирико-поэтическое опьянение. Тут бы и остановиться, но Славка сходил за второй.

— Вот же сука, — мямлил я спустя двадцать минут, — свинтила, потаскуха… оставила под дверью, как дворнягу безродную.

— Да не загоняйся ты, — отвечал Славик, — еще найдешь. В конце концов, их на десять миллионов больше.

— Люблю ее, Слав, понимаешь, — мычал я, давясь икотой, — она ведь… она же святая…

Потом меня сломало. Перед тем как вырубиться, я рыдал, рвался съездить к Лерке и матюгался во все свое обожженное водкой горло. Заползти на диван не было сил. Отключился на полу. Славик заботливо укрыл меня своей летной курткой. В голове, помнится, крутилась песня Пинк Флоида "Гудбай, блю скай"…

— Ну че, проспался? — спросил меня утром Славка.

Он был без майки. На широком плече чернел восьмиконечный коловрат, руки были расписаны славянской вязью. Славик сидел перед ноутбуком и смотрел в ютюбе ролик с каким-то патлатым, седобородым дядькой в расшитой славянской рубахе и тонкой красной ленточкой на голове. Архаичный старец говорил густым басом и нарочито окал.

— Который час? — спросил я, приподнявшись на локте.

— Пол-одиннадцатого.

— Жесть. Теперь точно с работы уволят.

— И правильно сделают. Ты вчера мне весь мозг вынес! Истерил, как баба. Фашистом меня назвал.

— Извини, братух, не хотел.

— Не хотел он… Ладно, проехали.

Еле поднявшись с пола, я рухнул на диван. Голова, казалось, вот — вот лопнет и разлетится бесформенными кусками, как в трешевом кино.

— В холодильнике пиво есть, — проговорил мой собутыльник, не отрываясь от монитора.

Я прошел в ванную, сблевал в унитаз. Отвернул кран с холодной водой и, глянув в зеркало, поплескал на заросшую и опухшую от трехдневного запоя морду. На кухне в холодильнике я обнаружил банку "Хольстена". Открыл, сделал большой глоток. В дверном отсеке стояла литровая бутылка водки и коньяк.