Иван Катков - Еще один день [СИ]

Андрей приготовился к худшему. Его зловеще окружили. Первым выступил Заяц.

— Ты че, очкозавр, беспредел творишь, а? С тобой прикалываются, а ты в своих же пацанов камнями кидаешь. Тя че, обоссать, шоль, прилюдно?!

— Не надо, — попятился Андрей.

Заяц ударил в челюсть. В голове зазвенело, из губы тонкой струйкой брызнула кровь, пачкая рукав толстовки. Андрей отшатнулся к кирпичной стене. Прихрамывая, подошел Бабаев и ткнул кулаком в живот. Андрей сложился пополам и рухнул на асфальт. Дыхание сбило. Он закашлял, сплевывая багровой слюной.

— Отхватил, дрищ? — сказал Вовка Заяц, отвесив Андрею подзатыльник, — это я тебя только погладил слегонца.

Отдышавшись, мальчик вскочил, принял боксерскую стойку и выкрикнул:

— Козлы вы все, поняли?! Козлы все до одного!

Но после в бессилии свесил руки и расплакался.

На секунду ребята смолкли, затем раздалось оглушительное ржание. Парень в растянутом балахоне присел на корточки и, заливаясь смехом, схватился за живот.

— Рэмбо, одинокий рейнджер, блин, — задыхался он, — парни, нам же хана, давайте сваливать.

— За козла ответишь, лошарик! — прогнусавили из толпы.

— Все, все, брэк, — примирительно поднял руки Заяц.

Затем он шагнул к Андрею, пыхнул дымом в лицо и похлопал по плечу:

— Ну теперь ты попал, друган. Жизни тебе в нашей школе не будет. Я те отвечаю. А скажешь кому — ваще опустим.

Одноклассник замахнулся, Андрей пугливо дернул головой.

— Пацаны, — послышалось из толпы, — палево, Маргоша идет!

Показались огненно-рыжие кудри Маргариты Павловны, преподавателя физики, которую побаивался даже директор. Задний двор моментально опустел.

Андрей утер слезы. Он взмок, у него тряслись колени, сердце колотилось где-то под подбородком.

Вернувшись домой, школьник к своему облегчению, не застал родителей. Прошел в ванную, умылся. Встал на цыпочки и глянул в зеркало. Нижняя губа раздулась. Андрей слегка прикусил ее, но и это не спасло, все равно было заметно. Он снял толстовку и замыл кровавое пятно. На кухне поковырял вилкой холодную котлету, глотнул воды из графина и направился в комнату. Не раздеваясь, повалился на кровать и через минуту уснул.

Семилетний Андрюша гостит в деревне. Босиком он несется по цветущему саду. В руке сачок на бамбуковой палке. Андрей ловит пеструю бабочку. Прыжок, взмах, неудача. Упрямый, он пробует снова. Осторожно приподнимает фиолетовый капрон, а там пусто.

— Ну и пусть, — Андрей бросает сачок в траву и бежит к дому.

На скамейке под разросшимся кустом сирени он замечает своего дедушку. Желтые табачные усы, густые брови, озорной прищур. На нем зеленая гимнастерка с засученными рукавами и слегка сбитая набок шапочка из газеты. Не вынимая папироски изо рта, он смазывает цепь старенького "Школьника".

Андрей обнимает деда, целует в колючую щеку.

— Поторопись, родненький, тебя уж заждались, — покашливает от едкого дыма старик, вытирая перепачканные солидолом пальцы.

Внук лихо седлает велосипед и несется по узкой, петляющей тропинке.

В конце тропинки видит колодец. Андрей резко тормозит, прыгает с велосипеда. Затем припадает к колодцу и всматривается в темноту. Веет сыростью и холодом.

— Я сильный, я смогу, — решает мальчик.

Минуту поколебавшись, Андрей зажмуривает глаза и сигает вниз.

Полет его бесконечно долог. Мальчик пытается схватиться за каменные, с глубокими выбоинами стены, но сильно обжигает ладони. Он кричит, не слыша своего голоса.

— Ничего не бойся, Андрюш, никогда ничего не бойся, — далеким эхом раздается хрипловатый басок дедушки…

Мальчик чувствует, как что-то сильное и в то же время нежное подхватывает его и вытягивает наверх. Ему становится тепло и спокойно. Дедушка берет его на руки, гладит по голове, шепчет на ухо.

Андрей проснулся. Его знобило. Подбив под себя одеяло, мальчик лежал, устремив взгляд в потолок.

Вскоре вернулись родители. Ворчливый отец отправился с пакетами на кухню, а мама вошла в комнату Андрея. Мальчик отвернулся к стене.

— Просыпайся, сынок, — мать слегка качнула его за плечо, — или ты до вечера валяться намерен?

— Не, мам, сейчас встану, ты иди пока.

За столом собрались родственники. Отец разливал водку, женщины потягивали вино из бокалов. Дядя Костя густо раскраснелся, когда уронил на скатерть кусок ветчины.

На телевизоре возвышался портрет дедушки в военной форме.

Мама положила сыну горячего и налила стакан вишневого морса.

— А что это у тебя с губой, Анрюшк? — тетя Таня жадно впилась зубами в куриную ножку, — с девками, небось, нацеловался?

Тетка закатилась от смеха, хватив по столу пухлым кулачком:

— Ой, не могу, такой напёрсток, а все туда же!

Андрей виновато опустил голову, нанизывая на вилку салат "оливье".

Отец, дядя Костя и дядя Валера ушли покурить на балкон.

— Только не долго, мальчики, — мать поднялась и помогла отдернуть тюль.

Захлопнулась балконная дверь и женщины стали о чем-то шептаться, перебивая друг друга. Сплетничают, — догадался Андрей.

Покурив, мужчины вернулись за стол. Отец откашлялся и заговорил:

— Для начала, хочу выразить благодарность всем присутствующим за то, что собрались в этот знаменательный день почтить память нашего любимого, нашего уважаемого Дмитрия Николаевича Воронцова. Героя Великой Отечественной войны, получившего огромное количество боевых наград, в том числе и медаль за отвагу. Человек, который рисковал жизнью за свою Родину, за каждого из нас с вами. Кроме того, они с Клавдией Федоровной, царствие ей небесное, воспитали и поставили на ноги двух замечательных дочерей — Свету и Татьяну. Обе с высшим образованием, обе выбились в люди! Внуки в нем души не чаяли. С нетерпением ждали лета, чтобы отправиться к нему в деревню. Стоит ли говорить, баловал он их жутко…

Отец тяжело вздохнул.

— И вот сегодня ему исполнилось бы восемьдесят лет. Совсем немного не дотянул Дмитрий Николаевич до своего юбилея, но мы всегда будем его помнить, гордится им, и всегда будем ему благодарны.

Все поднялись и осушили рюмки.

— Ага, — едва не давилась от икоты тетя Таня, — благодарны за то, что он свой дом фиг знает на кого переписал.

Отец кашлянул в кулак.

— Тань, выпила — веди себя достойно, или сходи, проветрись, — сказала мать.

— Ты сама проветрись. Что, разве я не права? Не намерена я ему тут дифирамбы петь. Ты лучше вспомни, как мама на сушилах чуть из-за него не повесилась. Что, забыла? Напомнить, может?

— Татьян, Свет, да не ссорьтесь вы, — вмешался дядя Костя.

— А мне сегодня дедушка снился, — воспользовавшись передышкой, проронил мальчик.

— Она, может, и пожила бы еще, так ведь он ее до инфаркта и довел, — не унималась тетя Таня, — а вы, идиоты, тут сидите, оды ему слагаете. Тьфу, смотреть противно.