Сергей Шикера - Выбор натуры

Помыв руки, Демид постучал в полукруглое окошко в стене и получил закуску и графин водки. То ли под действием «волшебного порошка», то ли по настроению, таможенник в этот вечер был разговорчивей обычного. Начал он с долгого рассказа об убитом на охоте знакомом судье по фамилии Гулак, потом как-то плавно перешел на инопланетян, и был очень удивлен, что Сараев этим совсем не интересовался.

В окошко раздачи постучали. Выставляя на стол тарелки с подноса, Демид спросил:

– А как же планета Нибиру?

Сараев пожал плечами, и только чтобы поддержать разговор, спросил:

– Вы их как-то себе представляете?

– Это не существенно. Пусть это будут хоть мыслящие бактерии. Важно другое. Я вот иногда думаю: если это будут какие-то сверхинтеллектуальные сверхсверхсверхсущества – а они такими и будут, иначе как бы они до нас добрались? – так вот, в таком случае они с нами справятся, не прикладывая никаких особых усилий. Они нам просто кое-что покажут.

Заявленная Демидом тема как-то странно гармонировала с тоскливой обстановкой заведения; казалось, о чем еще, кроме как о такой вот бессмыслице, можно говорить в этих четырех стенах? Сараев слушал вполуха Демида и раздраженно думал: вот какого, спрашивается, ляда он должен сидеть в полночь черт знает где и слушать всю эту галиматью!..

– Знаете, я ведь всё детство в подвале провел, – продолжал между тем таможенник. – Ютились с матерью в дворницкой, жили очень бедно, еле сводили концы с концами. Игрушек у меня было мало, и одна из любимых – старенькая пожарная машинка. Помните эти гремучие жестяные машинки, у которых постоянно вылетали колеса? И вот как-то в наш дом переехала новая семья, и во дворе появился мальчик, мой ровесник, до сих пор помню его имя: Сережа Маслов. Собственно, этот Сережа – со своими красивыми молодыми родителями, с огромной трехкомнатной квартирой, с тем, как он одевался, во что игрался, – и был для меня инопланетянином. Игрушек у него было не перечесть. И среди них оказалась пожарная машина, знаете, такая роскошная копия американских пожарных машин – большая, тяжелая, на широких резиновых колесах – просто загляденье. И вот увидев ее, взял я свою несчастную сиротскую машинку, отнес на задворки и там разбил булыжником вщент. До сих пор слезы наворачиваются, когда вспоминаю этот жалкий плоский кусок железа. Помню звук, с которым она плющилась, осыпающуюся краску… Так что я знаю, о чем говорю. И вот представьте. Прибудут к нам такие Сережи, неважно как они выглядят, и откроют нам глаза. То есть предъявят что-нибудь такое, по сравнению с чем все наши достижения, все наши духовные и культурные свершения покажутся нам такой запредельно ничтожной чепухой, что мы тут же, едва опомнившись от потрясения, побежим наперегонки бросать в топку всех наших бахов, давинчей и достоевских, только бы поскорей избавиться от этого позорища. Да и вообще вся наша цивилизация по сравнению с ихней окажется таким убогим грязным термитником, что нам станет стыдно в глаза друг другу смотреть, и мы сами, без понуждения, без единого лазерного выстрела, пойдем, опустив шеи, под их ярмо, потому что жить с сознанием этого иначе, чем рабами, будет невозможно… То есть мы еще раз попробуем яблоко познания, только на этот раз нам его запихнут в глотку.

Помолчав, Демид добавил:

– Я думаю, именно так всё и закончится. Кто-то в конце концов придет, и мир сгорит от стыда.

Равнодушие Сараева к предложенной теме Демида, кажется, задело. Он прошелся несколько раза из угла в угол, заглянул в выгородку и, вернувшись, поставил на проигрыватель пластинку. Треск и грохот в динамиках сменились ровным шорохом, и приятный мужской голос объявил: «Иволга». После иволги они прослушали жаворонка и дрозда, и Демид поставил пластинку с лютневой музыкой. Сараев еще раз оглядел это странное помещение. Кормили, кстати, здесь отменно, всё было потрясающе вкусно: и суп из белых грибов, и шашлык из осетрины. Может быть, этот контраст и имелся в виду устроителями?

– И как там ваше кино? – спросил Демид.

– Никак.

– Да что ж это всё так тянется у вас?

Сараев пожал плечами.

– Может быть, и не будет ничего, – сказал он.

– Как так?

– Непредвиденные привходящие обстоятельства.

– А подробней?

Сараев задумался.

– Вы верите в магию? – спросил он.

– Еще как! – ответил Демид. – Сейчас я вот сюда постучу, и мы получим десерт. Так что там с кино? Докладывайте.

Сначала Сараев поведал о своем намерении отправиться весной в Беспечную, а потом, слово за слово, незаметно для себя перешел на ситуацию с Прохором, о котором прежде ничего Демиду не говорил; рассказал о том, что городом уже ширятся слухи об их совместной работе, и для чего Прохор их распускает. Он, как всегда, не мог сказать самого главного, и потому сосредоточился на непростой биографии Прохора и его претензиях. Получилось довольно зло. Таможенник расхаживал по комнате, но с какого-то момента вернулся на место и слушал заинтересовано. Посреди рассказа он прервал Сараева вопросом:

– У вас когда день рождения?

– Был. В сентябре. А что?

– Жаль. Ничего. Продолжайте.

Когда Сараев закончил, Демид вздохнул и с укоризной произнес:

– Вот видите, какой вы? А когда я хотел вам предложить приятно провести время с Наташей, вы меня даже не стали слушать. Мне это, конечно, немного обидно, но… ладно. И когда вы в свою станицу собрались?

Сараев не понял, при чем тут, к этой истории, Наташа, но зная способность и склонность Демида к неожиданным и порой загадочным поворотам, не стал и расспрашивать, а на вопрос ответил, что хотел бы уехать в середине весны.

– Ну что ж, учтем. Может, что-то и придумаем, – сказал Демид.

– Вы о чем? – спросил Сараев.

– И вот это тоже хорошо. И хватит. Будете дальше размазывать – получится неубедительно. Я всё прекрасно понял. Быстро меняем тему.

Это было уж совсем туманно.

– Демид, извините, но, может быть, объясните, что вы поняли. Потому что я не понял ничего.

– Да что ж вы всё портите, а?..

– Я что-то ляпнул и не заметил? – продолжал недоумевать Сараев.

– Всё вы сделали на отлично. Комар носа не подточит. Только пережимать не надо.

Сараев беспомощно улыбнулся.

– Вы иногда как будто не со мной говорите.

– Неужели? Хотите сказать, что вы мне просто так битый час рассказываете про своего назойливого дружка? – спросил Демид, насмешливо глядя на Сараева.

– Извините. Я, наверное, слишком буквально понял ваш интерес к моим делам, – пробормотал тот. – Вы бы всё-таки объяснили…

Демид долго смотрел на Сараева.

– Да пожалуйста, – сказал он. – Смотрите. У вас серьезный конфликт с вашим приятелем, который встал вам поперек дороги – это раз. Совсем недавно я, как вам показалось, с легкостью справился с непростой для вас ситуацией – два. Избавиться от человека у нас сейчас дешевле, чем поужинать в ресторане, но для вас все-таки накладно, а мне это вполне по карману, да и с деньгами, как вы заметили, я расстаюсь легко – три. Кстати, попутно замечу, для вас это дополнительный большой плюс. Поскольку самый главный элемент сделки отсутствует, значит, и сделки никакой нет. Так красиво обставить дело надо еще уметь. Поздравляю. Далее. Вы видите, что я к вам питаю очевидную симпатию и всегда готов помочь – четыре. Моральными принципами я, как опять-таки вам кажется, особо не обременен – пять. А теперь сложите всё это вместе. Что получается? Как раз то самое. Заказ. Но если завтра где-нибудь найдут хладный труп вашего Прохора, а я полезу к вам с отчетом о проделанной работе, вы сделаете круглые глаза, вот как сейчас, и скажете, что никогда ни о чем подобном меня не просили, что у вас и в мыслях такого не было. Вы просто жаловались на жизнь, делились неприятностями. И всё это будет даже вполне искренне. Впрочем, всё ведь так и сделано, чтобы я к вам ни с какими отчетами не лез. Вот так. Конечно, роль понятливого Смердякова меня несколько смущает, но это так, побочный эффект… В остальном всё сделано, как я уже сказал, на отлично.