Оноре Бальзак - Мелкие неприятности супружеской жизни [сборник]

В молодости женщины хотят, чтобы их почитали богинями, они алчут идеала: они не согласны быть тем, чем их создала природа.

Иные мужья по возвращении из города поступают еще хуже: кланяются всей честной компании, обнимают жену за талию, отводят ее в сторонку, шепчут ей на ухо нечто, по видимости конфиденциальное, скрываются с нею в роще, пропадают там и возвращаются спустя полчаса.

Для молодых женщин все это, сударыни, суть самые настоящие мелкие неприятности, но те из вас, кому за сорок, находят вкус в этих нескромностях, и даже самые закоренелые недотроги почитают их лестными для себя, ибо на исходе молодости женщины хотят, чтобы их почитали земными созданиями, они алчут вещей положительных; они не согласны перестать быть тем, чем их создала природа.

Целомудрие – добродетель относительная; для двадцати лет она одна, для тридцати – другая, для сорока пяти – третья.

Поэтому автор отвечал одной женщине, попросившей его назвать ее возраст: «Вы, сударыня, вступили в возраст нескромностей».

Сия очаровательная юная особа тридцати девяти лет от роду слишком явно выставляла напоказ своего Фердинанда, в то время как дочь ее пыталась своего Фердинанда скрыть.

Каролина обожает Адольфа.

Она находит, что он хорош;

она находит, что он великолепен, особенно в мундире национального гвардейца [677];

она трепещет, когда часовой делает ему на караул [678];

она находит, что он сложен как натурщик;

она находит, что у него острый ум;

все, что он делает, делается превосходно;

ни у кого нет такого безупречного вкуса, как у Адольфа;

одним словом, она без ума от Адольфа.

Старая история – миф о повязке на глазах амура, которая выцветает каждые десять лет и которую нравы спешат разукрасить заново, так что со времен Древней Греции она ничуть не изменилась.

Каролина на балу; она болтает с одной своей приятельницей. Некий господин, известный своей прямотой, – господин Фуллепуэнт, которого Каролина узнает позже, а в тот вечер видит впервые в жизни, – подходит к приятельнице Каролины. Как принято в свете, Каролина слушает их разговор, не принимая в нем участия.

– Скажите, сударыня, – спрашивает господин Фуллепуэнт, – кто этот забавник, который только что обсуждал суд присяжных в присутствии господина такого-то, чье оправдание наделало столько шума? Этот болван заговаривает со всеми о том, что им неприятно. Госпожу такую-то он довел до слез, потому что рассказал в ее присутствии о смерти маленького ребенка, а она сама два месяца назад потеряла сына.

– Вы о ком?

– Да вон о том толстом господине, который одет как трактирный слуга, завит как ученик цирюльника… том, что сейчас пытается любезничать с госпожой де Фиштаминель…

– Замолчите немедленно, – шепчет перепуганная дама, – это муж той дамочки, что стоит рядом со мной.

– Этот господин – ваш муж? – спрашивает господин Фуллепуэнт. – Поздравляю вас, сударыня, он очарователен: живой, веселый, остроумный, постараюсь свести с ним знакомство.

После чего Фуллепуэнт ретируется, заронив в душу Каролины ядовитое семя сомнения: в самом ли деле ее муж так хорош, как она думает ?

Каролине надоело слушать, как превозносят госпожу баронессу Шиннер, которой приписывают эпистолярные таланты и присваивают звание Севинье короткой записки , и госпожу де Фиштаминель, которая позволила себе выдать в свет книжечку в 32-ю долю листа, где храбро повторила мысли Фенелона, не повторив его стиля, – и вот полгода подряд Каролина сочиняет новеллу с тошнотворной моралью и напыщенным стилем, которая в подметки не годится Беркену [679].

В результате интриг, которые умеют плести только женщины, когда дело идет об их самолюбии, и которые упорством исполнения и совершенством замысла наводят на мысль о принадлежности интриганок к некоему третьему полу, эта новелла под названием «Клевер» появляется в трех номерах большой ежедневной газеты за подписью Самюэля Крюкса.

Когда за завтраком Адольф берет в руки газету, сердце Каролины колотится так сильно, словно вот-вот выпрыгнет из груди; она краснеет, бледнеет, отводит глаза, рассматривает карниз. Когда Адольф доходит до фельетона, она больше не выдерживает: встает и выходит, но после, неведомо как набравшись храбрости, все-таки возвращается.

– Есть сегодня фельетон? – спрашивает она с видом, который сама считает равнодушным, но который заставил бы насторожиться ревнивого мужа.

– Да! какого-то дебютанта, Самюэля Крюкса. Наверняка псевдоним; новелла такая пресная, что все мухи бы сдохли, если бы умели читать… так пошло!.. так путано; да нет, это…

Каролина переводит дух.

– Это?.. – переспрашивает она.

– Это необъяснимо. Шодорею наверняка заплатили не меньше пяти или шести сотен франков за то, чтобы он это напечатал… или это сочинение какого-нибудь великосветского синего чулка, напечатанное в обмен на обещание принять у себя госпожу Шодорей; а может быть, это сочинила женщина, за которою волочится управляющий… другого объяснения для подобного скудоумия быть не может… Ты только представь, Каролина, речь идет о цветочке, сорванном на опушке леса во время сентиментальной прогулки; господин вроде Вертера поклялся его сохранить, поместил в рамку, а одиннадцать лет спустя у него потребовали цветочек назад (меж тем бедняга, должно быть, не меньше трех раз менял квартиру). Это звучало очень ново во времена Стерна или Геснера [680]. Я думаю, автор женщина, потому что у всех у них главная литературная идея одна и та же – кому-нибудь отомстить.

Адольф мог бы и дальше терзать «Клевер»; у Каролины стоит звон в ушах, она чувствует себя так, как будто бросилась в Сену с моста Искусств и пытается выплыть с десятифутовой глубины.

Каролина, мучимая ревностью, в конце концов обнаружила тайник Адольфа, который, не доверяя жене и зная, что она распечатывает его письма и шарит в его ящиках, решил утаить от когтей брачной полиции свою переписку с Гектором.

Гектор – школьный друг Адольфа, он женат и живет в департаменте Нижняя Луара.

Адольф поднимает коврик, покрывающий его письменный стол; коврик этот обшит руками Каролины, а сделан из синего, черного или красного бархата; цвет, впрочем, тут совершенно не важен, а важно то, что Адольф хранит под ковриком свои письма к госпоже де Фиштаминель и к своему другу Гектору.

Листок бумаги – штука тонкая; бархат – ткань мягкая, непрозрачная… Увы! все эти предосторожности ничего не стоят. На всякого черта найдется чертовка; в аду кого только нет! Каролине помогает сам Мефистофель – иронический демон, способный устроить пожар на любом письменном столе и отыскать самые незаметные связки ключей в самых потаенных тайниках!