Маргарита Оду - Мари-Клэръ

Иванъ-Рыжій ставилъ мнѣ табуретку предъ огнемъ а самъ садился на пень, который онъ подкатывалъ ногой къ камину.

Его жена большими щипцами поправляла огонь; въ котлѣ варился крупный желтый картофель.

Въ первое воскресеніе Ивань-Рыжій сказалъ мнѣ:

— Я тоже круглый сирота.

А потомъ какъ-то разсказалъ мнѣ, что 12 лѣтъ его отдали къ дровосѣку, который уже тогда жилъ въ этомъ домѣ на холмѣ. Онъ очень быстро научился влѣзать на верхушки деревьевъ и привязывать веревку, которой пригибали ихъ книзу; по окончаніи работы, съ вязанкой дровъ за спиной, онъ уходилъ раньше всѣхъ, чтобы поскорѣе итти домой, гдѣ маленькая дочка дровосѣка уже варила супъ.

Они были однихъ лѣтъ, и сразу стали друзьями.

Затѣмъ въ ночь подъ Рождество случилось несчастіе.

Старый дровосѣкъ, думая, что дѣти заснули, пошелъ къ заутренѣ. Но какъ только онъ ушелъ, дѣти встали. Они задумали приготовить ужинъ къ приходу старика и заранѣе радовались сюрпризу, который они ему готовили.

Пока дѣвочка пекла каштаны, ставила на столъ медъ и сидръ, Иванъ-Рыжій разводилъ огонь изъ толстыхъ полѣньевъ.

Время шло, каштаны испеклись, а дровосѣкъ все еще не возвращается. Дѣти усѣлись на полъ передъ огнемъ погрѣться и заснули, склонившись другъ къ другу.

Иванъ проснулся отъ криковъ дѣвочки. Сначала онъ не понималъ, почему она такъ высоко подняла руки. Потомъ, когда она вскочила и побѣжала, онъ увидѣлъ, что она горитъ.

Она открыла дверь въ садъ и побѣжала, освѣщая деревья.

Тогда Иванъ схватилъ ее и бросилъ въ ручей.

Огонь тотчасъ же потухъ, но когда Иванъ захотѣлъ вытащить ее изъ воды, она показалась ему такой тяжелой, что онъ счелъ ее мертвой. Она не шевелилась, и онъ долго возился, чтобы вынуть ее изъ воды, затѣмъ, волоча какъ вязанку дровъ, притащилъ ее въ домъ.

Полѣнья въ каминѣ превратились въ угли, только одно, очень большое, еще сырое, продолжало дымиться и трещать.

Лицо дѣвочки было сплошной опухолью чернаго и фіолетоваго цвѣта, а на полуголомъ тѣлѣ, виднѣлись широкія пятна.

Много мѣсяцевъ она проболѣла и когда, наконецъ, поправилась, оказалось, что она стала нѣмой.

Она слышала очень хорошо, даже могла смѣяться, какъ всѣ прочіе, но она не могла произнести членораздѣльно ни одного звука.

Въ то время, какъ Иванъ-Рыжій разсказывалъ мнѣ все это, жена смотрѣла на него, бѣгая глазами, словно читала книгу.

Ея лицо носило глубокіе слѣды ожоговъ, но ихъ очень скоро переставали замѣчать и видѣли на лицѣ лишь ротъ съ бѣлыми зубами да немного безпокойные глаза. Созывая дѣтей, она издавала горломъ какой-то продолжительный шумъ, и дѣти подбѣгали и понимали всѣ ея жесты.

Я тоже была огорчена тѣмъ, что имъ придется уйти изъ дома на холмѣ.

Это были мои послѣдніе друзья, и мнѣ пришла мысль поговорить о нихъ съ г-жей Альфонсъ, — я надѣялась, что она получитъ отъ своего мужа позволеніе остаться имъ.

Я воспользовалась случаемъ, когда однажды г. Тирандъ и его сынъ вошли въ бѣльевую, говоря о предполагаемыхъ перемѣнахъ на фермѣ.

Г. Альфонсъ не хотѣлъ держать скота: онъ говорилъ о покупкѣ земледѣльческихъ машинъ, о вырубкѣ елей и о расчисткѣ холма. Въ стойлахъ будутъ стоять машины, а домъ на холмѣ обратятъ въ амбаръ для фуража.

Я не знаю, слушала ли г-жа Альфонсъ; она вязала кружева съ большимъ вниманіемъ.

Какъ только оба мужчины вышли, я рѣшилась заговорить объ Иванѣ-Рыжемъ.

Я объясняла, какъ онъ былъ полезенъ хозяину Сильвену; сказала о томъ, какое для него горе покинуть домъ, въ которомъ онъ такъ долго жилъ, и когда я кончила, съ безпокойствомъ ожидая отвѣта, г-жа Альфонсъ вынула крючекъ изъ вязанья и сказала:

— Я, кажется, ошиблась на одну петлю.

Она пересчитала до 19 и прибавила:

— Досада какая, придется распустить весь рядъ.

Когда я разсказала объ этомъ Ивану-Рыжему, онъ съ озлобленіемъ погрозилъ кулакомъ по направленію Вилльвьея. Но жена положила ему руку на плечо, поглядѣла на него, и онъ тотчасъ же успокоился.

Въ концѣ января Иванъ-Рыжій уѣхалъ изъ дома на холмѣ и меня охватила глубокая печаль.

Теперь у меня не стало друзей.

Я совсѣмъ не узнавала фермы: всѣ чувствовали себя, какъ дома; одна я казалась чужой. Прислуга смотрѣла на меня съ недовѣріемъ, рабочіе избѣгали разговаривать со мной.

Служанку звали Адэлью. Цѣлый день она ворчала и шаркала своими сабо. Она производила ими шумъ даже тогда, когда шла по соломѣ. За столомъ она ѣла стоя, и грубо отвѣчала на замѣчанія хозяевъ.

Г. Альфонсъ велѣлъ убрать скамейку у двери, посадить на этомъ мѣстѣ зеленые кустики и обнести ихъ трельяжемъ.

И старый вязъ, гдѣ лѣтнимъ вечеромъ кричала сова, онъ тоже велѣлъ срубить.

Уже давно, должно быть, это старое дерево не бросало тѣни на порогѣ дома: на немъ ничего не было, кромѣ пучка листьевъ на самомъ верху на подобіе головы, которую онъ склонялъ внизъ, чтобы подслушивать, о чемъ тамъ говорятъ.

Дровосѣки, которые пришли срубить его, думали, что это нетрудно сдѣлать. Однако, падая, онъ чутъ не снесъ крышу съ дома.

Послѣ долгихъ споровъ и осмотра рѣшено было, наконецъ, связать его толстыми веревками и, нагнувъ, свалить на навозную кучу.

Цѣлый день два человѣка возились около него; когда уже казалось, что вотъ-вотъ онъ покорно повалится, одна изъ веревокъ развязалась, и старый вязъ приподнялся, скользнулъ по крышѣ, снесъ трубу, множество черепицъ и, ободравъ стѣну, легъ поперекъ двери; и ни одна изъ его вѣтвей не коснулась навоза.

Г. Альфонсъ не могъ удержаться отъ гнѣва, схватилъ топоръ у одного изъ дровосѣковъ и далъ по вязу такой сильный ударъ, что кусокъ коры отскочилъ въ окно бѣльевой и разбилъ стекло.

Г-жа Альфонсъ увидѣла, какъ осколки стекла падали на меня; она поднялась со своего мѣста съ быстротой, какой я раньше не замѣчала въ ней, и трясущимися руками и съ выраженіемъ страха въ глазахъ, она тщательно осмотрѣла каждое мѣстечко на скатерти, которую я вышивала.

Но она не замѣтила, что я вытирала платкомъ царапину на щекѣ, сдѣланную осколкомъ стекла.

Она такъ боялась, чтобы чего-нибудь не случилось съ бѣльемъ, котораго набралось уже очень много, что повела меня на слѣдующій день къ своей матери посмотрѣть, какъ нужно укладывать бѣлье въ шкафы.

Мать г-жи Альфонсъ звали г-жей Дэлуа; но когда рабочіе говорили о ней, они называли ее „госпожей изъ замка“.

Она пришла въ Вилльвьей только одинъ разъ.

Она подошла ко мнѣ и, прищуривая глаза, посмотрѣла на меня очень пристально. Это была высокая женщина, она ходила сильно сгорбившись, какъ будто искала что-то на землѣ. Она жила въ большомъ имѣніи Потерянный Бродъ.

Г-жа Альфонсъ повела меня по тропинкѣ вдоль рѣченки.

Это было въ концѣ марта, и луга уже зеленѣли.