Аврора Гитри - Татуированные души

— Еще одна… А где же ты нашла деньги? — спрашивает он, уже зная ответ.

Он очевиден. Она продала свое единственное достояние, с которым не знает, что делать. Свое единственное богатство, которое в конце концов стало тяготить ее и которое человек в маске моет с материнской осторожностью. Он нежно проводит куском влажной ткани по началу шеи, опускается к крошечной груди, поднимается к рукам. Когда он касается следов, оставленных иглой, он бросает взгляд на лицо девочки, надеясь, как в прошлый раз, увидеть реакцию. Но ничего не происходит. Напрасно он протирает ранки по несколько раз, задерживается, нажимает на них тряпкой. Ему не удается разбить стекло, сковавшее ее взгляд.

В панике он решает взбодрить ее чаем. Он зажигает плитку, наливает в кастрюлю воды и ждет. Он не понимает, почему девочка упрямо отказывается дрожать, дышать, жить. Глядя, как заря в окне разрывает облака, он ищет причины, которые все время заставляют ее бежать на улицу, наполнять свои вены жаром, медленно гибнуть. Почему она так хочет покинуть его?

Нет, она не уйдет от него. Свет дня ее разбудит. Ее дух спустится с облака, потому что ее тело вернулось домой и упало на лестнице.

Наконец вода в кастрюле начинает петь, выводя человека из задумчивости. Он снимает ее с огня и насыпает туда имбирь, мяту, все травы, которые могут помочь найти душу девочки. Он берет полную кружку, встает перед девочкой на колени, приподнимает ей голову и медленно подносит настой к губам. Жидкость стекает по ее щекам, наполняет рот, но горло остается неподвижным. Человек делает новую попытку, он гладит ее лоб, призывая сделать глоток жизни.

— Давай постарайся. Одну каплю.

Маска сжимает скулы человека без лица, а он сосредоточивает все свое внимание на синеватом лице девочки. Он вспоминает, как она бежала по улицам с неутомимостью воительницы. Она еще не побеждена, скоро она вернется и улыбнется ему.

Он опять подносит кружку к ее мокрым губам.

— Прошу тебя, вернись. Не бросай меня одного, — стонет он, начиная испытывать страх перед этим безжизненным телом.

И вдруг в углу потрескавшегося рта появляется пузырек слюны, и девочка едва заметно вздрагивает. Она услышала наконец далекий голос своего покровителя, у которого вырывается вздох облегчения.

— Хорошо, — подбадривает он ее. — Выпей еще немного.

Льом трудно глотать. Ее пересохшее горло издает глухое бульканье и отвергает ароматный напиток.

— Я вытащу тебя оттуда, — обещает он, нежно поглаживая ее. — И на этот раз не дам тебе потеряться. Слышишь?

Человек мог бы поклясться, что ее надувшиеся от усилия щеки пытаются улыбнуться. Он вздрагивает, вспомнив о другой улыбке, изуродованной прожорливым тигром. «Обещай мне, что не убьешь его!» — слышит он, и грудь девочки приподнимается, чтобы впустить в себя немного воздуха.

Он берет в объятия хрупкое тело ребенка, не давая ему вновь скатиться в забытье. Он гладит кожу Льом, которую облако сделало белее, чем кожа фарангов. Он снова вспоминает о любви своей бывшей подруги к палачу, о ее умоляющем голосе, о милосердии, в котором он ей отказал.

Слушая хриплое дыхание Льом, он думает, что девочке, быть может, удастся снять с него проклятие. Ведь Нет его спасла — тогда, много лет тому назад.

Если он вырвет девочку из лап наркотика, то зачем ему жизнь тигра? Льом сумеет прогнать его воспоминания своими резвыми прыжками, заглушит рычание хищника своим смехом и выведет человека в маске из сумрака. Ему не нужно будет становиться убийцей потому, что он станет спасителем.

Человек видит, как бронированное стекло, сковавшее взгляд девочки, идет трещинами под первыми лучами солнца, и шепчет:

— Если ты выживешь, я его не убью.

Ноябрь 1984 года

Когда я просыпаюсь, меня передергивает судорога — знак того, что душа опять вернулась в истерзанное тело. Я возвращаюсь к жизни. Москитная сетка пропускает обжигающие лучи солнца и укрывает комнату душной завесой жары. Снаружи до меня доносится уличный шум, стук молотка, щебет птиц, журчанье воды. Обычный день. Веки у меня тяжелые, тысячи пчел жалят меня в глаза. Ноги отказываются держать мое тело. Но даже в лежачем положении они по-прежнему хранят бесполезную оборонительную позу. Я до сих пор чувствую, как кулаки, словно ножи без лезвий, вонзаются в мой живот.

Я должен был умереть вчера под ударами Тьяма.

Я долго оставался в сознании. Мои бодрствующие чувства улавливали все: влажность вечера, шуршанье листьев от ночного ветерка, вой собак, скрип домов, шлепающие звуки падающих на пол капель пота и крови. Мой разум словно хотел все запомнить напоследок.

Вчера я впервые сопротивлялся. Если бы брат был один, я победил бы его или убежал бы. Я помчался бы по улицам, обгоняя машины, я бы спрятался в недоступном для нюха палача месте, а не лежал здесь, прижавшись щекой к полу, пытаясь призвать к повиновению непокорные ноги. Мне удается наконец выпрямить переплетенные конечности. Расправляясь, они издают хруст. Я перекатываюсь на бок, пытаясь лечь на спину. Мне кажется, что вся лачуга переворачивается вместе со мной, а сваи сейчас подломятся от моего веса.

— Теперь надо сесть.

Я предупреждаю свое тело о следующем движении, я разговариваю с ним, чтобы дать ему возможность передохнуть. Во время занятий с французом я хорошо понял… Власть слов. После долгих мучительных усилий мне удается прислониться к буфету. Все мебель в комнате передвинута, я пытался спрятаться за ней от ударов. Пустые разбитые бутылки из-под содовой валяются рядом с постелью брата. Осколки блестят в темноте. Фосфоресцирующее, с неподвижными искорками содержимое все еще наполовину полной бутылки виски ждет брата, чтобы засиять потом в его глазах.

Среди всеобщего разгрома мое внимание привлек какой-то странный предмет, который лежит на столе. Книга с синей надписью, полной обещаний. Подарок француза. Судороги в животе возобновляются. Я сжимаю зубы. Вихрь боли и злобы поднимается у меня в голове. Ветер бунта так силен, что помогает моему телу, несмотря на его состояние, подняться на ноги.

Некоторое время я стою, прислонившись к буфету. Когда я вижу, какое большое расстояние отделяет меня от книги, у меня начинает кружиться голова. Комната пускается в пляс, вынуждая меня закрыть глаза. Книга дала мне смелость восстать против палача вчера и силы встать на ноги сегодня. Но надолго ли? Я знаю, что брат в конце концов убьет меня. Он нашел союзника, который подбадривает его, разжигает в нем безумие. Этого хватит, чтобы сделать его убийцей.

Каждый мог шаг сопровождается хрустом суставов и скрипом половиц. Глупая птица снаружи кричит все громче и громче, укрепляя растущую во мне решимость. Я не останусь здесь ждать смерти. Я отказываюсь погибать от ударов брата под одобрительные возгласы Тьяма. Несмотря на кровную связь, несмотря на долг. Дотащившись до стола, я опускаю руку в карман и достаю смятый обрывок бумаги, который лежит там уже около двух недель. Мой спасительный билет: адрес Нет.