Иржина Троянова - Яна и Ян

Около девяти под воздействием шампанского мы потребовали от «тореадоров» покончить с заигранными испанскими танго и перейти на хороший современный ритм. Я пригласил Кармен, подсевшую к нам, но она была очень толстая. И я снова пошел танцевать с пани Лидой. Мы завладели серединой зала, танцующие расступились, восторженно нам аплодируя, и у меня появилось такое ощущение, что вернулись те прекрасные времена, когда мы были совершенно свободными и чувствовали себя хозяевами положения и на спортивной и на танцевальной площадке, когда властвовали над девичьими сердцами, а главное — над своими собственными…

Когда мы примчались к воротам, часы на башне костела начали отбивать десять раз — мы явились с точностью до секунды.

Пушкворец сладко посапывал во сне, а Лацо еще не спал.

— Боже мой, какой это был концерт! — воскликнул он, едва завидев нас. — Ну, я вам скажу, в будущем наш Гудечек станет достойным преемником Ойстраха и своими четырьмя струнами покорит мир.

— И наши пятьсот восемьдесят лошадиных сил тоже? — заносчиво спросил Венца, икая.

— Наши пятьсот восемьдесят лошадиных сил могут потребоваться, когда придется защищать наши завоевания, мировую культуру, в том числе и искусство Гудечека.

Лацо — кандидат в члены партии, в дискуссиях он всегда серьезен и неуступчив, но у его оппонентов никогда не создается впечатления, что это лишь поза. В каждом слове Лацо чувствуется убежденность.

— Ну, а как вы повеселились?

— Ты и не представляешь, какое оживление внес Ян в «Андалузии». Женщины были от него без ума. У меня имеются серьезные опасения, что они будут бросаться под гусеницы нашего танка, едва он тронется с места…

Вашек опять болтал лишнее.

После отбоя я скомкал начатое Яне письмо и быстро набросал новое. Оно было совершенно иным и состояло всего из нескольких строк:

«Мои любимые «анютины глазки», приезжайте поскорее. На субботу и воскресенье мне обещали ключи от квартиры. Только для нас двоих. Приезжай, а то я умру от тоски или уйду в самоволку, чтобы только тебя увидеть. А за это полагается гауптвахта, и тогда наш экипаж уже не будет отличным…»

Утром я опустил письмо в почтовый ящик. Днем мы отрабатывали технику ведения стрельбы из пушки. Тут уж я заставил Пушкворца так повкалывать, что с него пот катился градом. Я добивался от него четкого выполнения установленных нормативов.

— Смотри, если упадешь в обморок, мы положим тебя перед танком!.. — пригрозил я ему.

— И переедем, как дрозда! — добавил сурово Венца. — Ты же пискнешь, как нежная флейта, и от тебя останется только мокрое место. Мокрое место, и ничего больше!

Даже Лацо стал предельно строг по отношению к Пушкворцу. Ведь на карту была поставлена наша честь. Не лишаться же нам из-за него звания «отличный экипаж»!

И Пушкворец, как ни странно, больше в обморок не падал.

Деньги, выданные мне на посудные полотенца, я истратила на французскую нейлоновую ночную рубашку. В обеденный перерыв мы с Даной примеряли ее в подсобке — заведующая уехала в отпуск по профсоюзной путевке.

— Слушай, а что, если бы я именно в ней вышла обслуживать покупателей? — спросила меня Дана. — Можешь себе представить, какой шок вызвало бы это у нашей заведующей?! Зато весь залежавшийся товар был бы распродан в одно мгновение.

— Да, представляю картинку! — И я поспешила сложить рубашку.

— Я начинаю уважать тебя, Яна. Знаешь, один мальчик из медицинского училища принес мне интересную книжку — «Чудеса любви», отличная вещь. Я тебе дам ее почитать. Думаю, тебе это будет полезно… Наконец-то я нашла писателя, который знает жизнь…

Пусть себе говорит, но нам с Яном не нужна никакая литература. Как только я вспомню о его письме и представлю себе, что уже в субботу мы будем вместе, а потом всю ночь и еще целый день, по мне сразу будто электрический заряд пробегает.

Без нескольких минут час я послала Дану открыть магазин.

— Что ты так торопишься, заведующей все равно нет? Совсем не даешь отдохнуть! — запротестовала она, хотя и присутствовала на собрании нашей организации Союза социалистической молодежи, на котором мы включились в соревнование за звание «магазин образцового обслуживания».

Мне не хочется отставать от Яна, ведь у него отличный экипаж. Я поступила также на курсы немецкого языка. Магазин посещают иностранные туристы, которые удивляются, какие у нас прекрасные пластинки с записями классической музыки и притом дешевые, но до сих пор туристов обслуживала только заведующая. Овладение немецким языком я взяла как личное обязательство. Дана, разумеется, тоже, однако не была еще ни на одном занятии.

Двери я пошла открывать сама. В этот момент к магазину подкатил знакомый красный «Москвич». Моника вела себя так, как будто бы в последний раз мы виделись только вчера. Я тоже делала вид, что между нами ничего не произошло, но в моем сознании уже сработал предупреждающий сигнал.

Я знаю, что Ян встретился с ней на крестинах дочки Ивана. Иван и меня приглашал, хотя несколько смущенно, потому что его жена меня не переносит. Я, конечно, не пошла, чтобы Моника с Эвой не думали, будто я никуда не отпускаю Яна одного. Мне это ни к чему.

А Иван мне нравится. Он очень подружился с папой, к сожалению, даже больше, чем Ян. Они могут до ночи спорить у нас на кухне, о том, как договариваются между собой пчелы и муравьи. Мой дедушка, директор школы в Славьетине, страстный пчеловод и музыкант, исписал несколько тетрадей своими наблюдениями за пчелами. Мы с Яном были у него в отпуске, только Яна дедушкины пчелы, цветы и вечерние концерты «славьетинского квартета» не очень интересовали. А Иван прочел дедушкины тетради на одном дыхании и решил во что бы то ни стало навестить Славьетин…

Монике нужен был курс русского языка на пластинках.

— Я сдаю экзамен по русскому, но акцент у меня ужасный. С английским у меня все в порядке, а вот к русскому нет никаких способностей.

Я завернула ей пластинки с курсом русского языка. Она посидела еще немного и сказала, что хочет сдавать экзамены в Академию музыкального и театрального искусства, на факультет кинематографии, и уже познакомилась с молодым и талантливым режиссером…

Но что для нас значит Моника?! Ровным счетом ничего!

— Яничка!

Мы стояли на перроне и целовались. Около нас спокойно прогуливались голуби, у наших ног притулился чемоданчик с французской ночной рубашкой, жареной курицей и пирогом с черешней, который мама испекла специально для Яна.

— Ты знаешь, что означают эти ключи?.. Не красней так, а то мы туда не дойдем.

Дом оказался похожим на небольшую виллу с садом. Стоял он на тихой, безлюдной улице, недалеко от вокзала. У забора, на тротуаре, грелась кошка. Ян искал и не мог найти ключи от калитки. Наконец нашел, и мы, словно воры, проникли в чужую квартиру. Я не успела даже подумать о том, кому эта квартира может принадлежать.