Ингрид Нолль - Кукушонок

Патрик уложил подкидыша в бельевую корзину, укрыл махровым полотенцем и сказал:

— Иди наконец спать, Мануэль, и ты тоже, Аня! Я возьму его к себе в спальню, в конце концов, тебе вставать раньше, чем мне. Если твои друзья сегодня ночью еще позвонят или заявятся сюда, дай мне знать.

Я в последний раз попыталась дозвониться до Штеффена или Биргит. Потом с благодарностью воспользовалась предложением Патрика, но почти не спала в эту ночь. Я чувствовала свою вину, я просто ненавидела себя. Этот проклятый тест на отцовство был моей идеей, и теперь мы расхлебываем кашу, которую я сама же и заварила. Помимо угрызений совести, я испытывала еще и ужасный страх. Как бы мне хотелось сейчас забраться под одеяло к Патрику, но тогда я не услышала бы телефонный звонок. А я ничего не ждала с такой надеждой, как весточки от Биргит.

Только я успела задремать, как снова весь сон как рукой сняло. Было четыре часа утра, а снизу снова слышался рев. Дом Патрика построен основательно, но эти пронзительные кошачьи вопли разбудили бы и мертвого. Иногда приходится читать в газетах о родителях, которые до такой степени теряют самообладание из-за орущего без передышки младенца, что заставляют его умолкнуть навсегда. Как ни ужасно, но теперь я готова была их понять. Природа наделяет этих крошек таким голосом, что он может свести с ума иного беспомощного взрослого.

Но вскоре все стихло, потому что Патрик, видимо, уже приготовил новую бутылочку. Однако сон у меня окончательно прошел, и я терзалась мрачными мыслями. Если Штеффен побил до крови даже свою жену, что он в таком случае собирался сделать с Гернотом? Мне следовало бы его предупредить, пока разъяренный рогоносец не добрался до его горла. Хотя моя злость на бывшего мужа, который был причиной всей этой кутерьмы, заметно возросла, я все-таки желала ему ада кромешного, но не больницы. Он и так уже был обязан мне несколькими пожизненными рубцами от ожогов, и довольно с него.

Едва дождавшись семи утра, я позвонила Герноту, ведь я точно знала, когда он встает.

В половине восьмого я повторила попытку и оставила на его автоответчике отчаянное сообщение:

— Это Аня. Пожалуйста, сразу же перезвони, я не хочу говорить по телефону, но дело не терпит отлагательства. И если у тебя появится Штеффен, ни в коем случае не открывай ему дверь, не впускай его!

Потом я побежала вниз, к Патрику, который довольно расслабленно сидел за чашкой кофе и читал газету. Мануэль, должно быть, еще лежал в постели.

— Ну, как прошла ночь? Может, мне позвонить нашей школьной секретарше и сказаться больной? Ребенок спит? — выпалила я на одном дыхании.

— Да не волнуйся ты так, — сказал Патрик, — малыш дрыхнет. Иди себе спокойно в школу, только возьми с собой мобильник, чтобы я мог до тебя дозвониться. А я с бамбино перемещусь в твою квартиру, чтобы слышать телефон. Но что это за родители, которые берут и бросают беспомощного ребенка! Я ведь знакомился с этой Биргит Тухер, когда искал преподавателя для Мануэля. Ни за что бы про нее не подумал!

Я поцеловала Патрика и отправилась в школу. Надеюсь, Пижон не заметил, что я явилась с опозданием на пять минут. Вряд ли у меня были когда-нибудь занятия, которые я провела хуже, чем в тот день. На каждой перемене я пыталась дозвониться до Штеффена или Биргит, у Гернота тоже никто не отвечал.

На большой перемене мои коллеги обсуждали запланированный загородный выезд всем коллективом. Мне было совершенно безразлично, что выберут в качестве подходящей цели наши учителя физкультуры — Гамбахский замок с пятнадцатикилометровым обходом или «Море скал» в Лаутертале. Разжившись хрустящим хлебцем с изюмом, я поговорила по мобильнику с Патриком, который, судя по всему, прекрасно управлялся с маленьким Виктором.

— Аня, ты не могла бы по дороге домой заскочить в магазин и купить пару ползунков, малыш весь обслюнявился, и его срочно нужно переодеть.

Для меня это было совершенно непривычное задание. Если бы я покупала вещи для своего ребенка, мне, разумеется, доставило бы огромное удовольствие выбирать что получше. Но стоило ли делать это для Виктора, у которого и так наверняка полно детской одежды?

Перед тем как заехать в универмаг, я заглянула в свой бывший домик. Обычно в это время Гернот на работе, его машина, как и следовало ожидать, не была припаркована у обочины. К сожалению, у меня не было с собой ключа, иначе бы я заглянула в дом, что там и как. Ведь могло случиться, что мой бывший муж лежит там на полу без сознания. Следующую остановку я сделала у квартиры Штеффена и Биргит, там точно так же царила мертвая тишина.

Только дома я наконец сообразила, что можно позвонить обоим исчезнувшим мужчинам на работу и спросить, где они.

Секретарша Гернота с готовностью дала мне исчерпывающую информацию: господин Рейнольд уехал на конференцию и ожидается назад лишь послезавтра.

А в банке я узнала, что Штеффен звонил и сказал, что болен, а больше мне не могли или не хотели ничего объяснять.

К моему удивлению, Патрик, казалось, получает удовольствие, подмывая кисловато пахнущего младенца в раковине и потом одевая его в чистое, мне даже казалось, будто он целиком отдается своему новому заданию.

— Я всегда занимался детьми, когда мог, — сказал он. — Ведь у Изы по вечерам часто были выступления. То были хорошие времена, я вспоминаю их с удовольствием. Кстати, Виктор вообще не привереда, он напоминает мне нашу дочку, которая походила на кругленькую орешниковую соню и всегда была не прочь поесть. Если малыши получают то, что им нужно, они, как правило, довольны и веселы.

Но этот приемный младенец никогда не заменит тебе умершего ребенка, подумала я, но ничего не сказала.

Под вечер наступила моя очередь кормить. Когда я держала малыша на руках, кормя его из бутылочки, на меня внезапно нахлынула волна сердечного тепла, и одновременно пришлось бороться с подступившими слезами.

— Если в ближайшие часы ничего не изменится, действительно придется сообщить в полицию, — сказал Патрик. — Что-то здесь не то! У меня очень нехорошие предчувствия…

И у меня тоже. Хоть мы и решили еще немного подождать, но долго тянуть с этим было уже нельзя. Мануэль пообещал не болтать в школе про наше прибавление в семействе.

Перед моим внутренним взором между тем разыгрывался фильм ужасов. Я видела Биргит, мчащуюся по автобану на машине, и Штеффена, бешено ее преследующего. А в конце — жуткое столкновение.

— А если оба родителя погибли в катастрофе? — спросила я Патрика. — Что тогда будет с Виктором?

— В таком случае, вероятно, подключаются органы опеки и попечительства, они и пристраивают ребенка у родных или в детском доме, а при случае передают его на усыновление, — предположил Патрик, исходя из соображений здравого смысла. — Но сам я с такой ситуацией до сих пор не сталкивался, как и ты. А вообще, скажи, Тухеры хотели ребенка или он был нежеланным?