Ханну Юлитало - Окаянный финн

— Вот именно — буржуазную историю. Ведь это каждому, даже малограмотному, понятно, что буржуазия умышленно использует объективную, „беспартийную“ науку, чтобы превратить молодежь в стадо кротких овечек. Тебе, Раймо, пора уже начинать думать о жизни своей головой.

Раймо выпил еще стаканчик и стал напевать вполголоса: „Волга, Волга…“

— О, ты слышишь, он уже поет красные песни! — воскликнул Турунен.

— Это не красная и не белая, а просто русская народная песня. Подпевайте, старики, — сказал Раймо и взмахнул руками, как дирижер хора.

— Из тебя мог бы получиться регент. Как-то у нас в церкви был регент великанского роста. И вот однажды все пели псалмы, а он дирижировал и ка-ак взмахнет рукой, и его мизинец зацепился за воротничок директора банка, что в первом ряду сидел, а тот маленький был, толстенький, и вот регент поднял его в воздух, а сам все дирижирует и размахивает рукой, и бедный коротышка директор болтался в воздухе, пока не допели псалом.

— На черта Раймо быть регентом, ему надо политикой заниматься, — настаивал Юсси.

— Нет уж, в политики я не пойду ни за что, боже упаси. Я не могу прийти к людям и молоть всяческую чепуху, лишь бы только навести тень на ясный день. Все политики врут без зазрения совести.

— Это попы тебе вбили в голову такое?

— При чем тут попы!.. Но в понедельник я выхожу На работу и начинаю вкалывать.

— Ну так выпьем за удачное начало! — сказал Юсси, наливая стаканчики.

Раймо искоса присматривался к Турунену. У него были глазки-щелочки и толстый короткий нос. Когда он делал затяжку, и пускал дым носом, его ноздри расширялись и становились круглыми, как колечки. Раймо подмывало съязвить, сказать отцу что-нибудь ехидное, на-помнить о том, как он всегда свято верил предвыборным обещаниям, хотя после выборов жизнь не становилась лучше, но тут вышла из бани Кайса, и он встал, стараясь казаться совершенно трезвым.

— Ну, вы как хотите, а я пошел на танцы.

— Ступай, ступай. Смотри, не теряйся там, действуй смело, — напутствовал его Турунен.

В автобусе Раймо сел сзади и смотрел на девушек: у всех были высокие прически. Солнце еще бросало желтые блики на стволы могучих сосен, растущих на песчаном холме. „Там легко было бы копать окопы, — подумал Раймо. — Если выкопать достаточно глубокий окоп, потом привести туда девушку… стать с ней в окопе так, что ее головы не будет видно снаружи… одной рукой рвать наверху землянику, а другой обнимать девушку. Хорошо, что не пришлось остаться дома со стариками, слушать, как они начнут войну вспоминать.“ Раймо уже знал наизусть все перипетии фронтовой жизни Юсси, служившего конюхом в артиллерии. А однажды, подвыпив, Юсси разоткровенничался и рассказал, как он после войны встретил Кайсу, и как они поженились, и что у обоих в то время только и было имущества, что одежка на себе…

У входа на танцплощадку собралась компания пятнадцатилетних мальчишек на мопедах. Раймо купил билет в кассе, потом прошел за ограду и осмотрелся. В первое мгновение у него захватило дух. Парни пьют пиво, труба в оркестре захлебывается… Никого знакомых не видно.

На площадке все ждали, когда оркестр заиграет новый танец. Девушки стояли плотной стеной, мужчины рассыпались по двое, по трое, роились по всей площадке, расхаживали с озабоченным видом взад-вперед вдоль шеренги девушек, как покупатели на ярмарке. То один, то другой, выбрав себе партнершу, выхватывал ее из общего ряда и вел под руку на середину площадки, пробираясь сквозь толпу мужчин. А когда грянули барабаны, все мужчины вдруг кинулись разбирать девушек. Раймо, подхваченный людским потоком, в один миг оказался на другой стороне площадки, и тут ему пришлось по-< торопиться, чтобы не оказаться без пары. Он увидел женщину, которая сидела на скамейке и тоже словно высматривала кого-то. Раймо легонько тронул ее за плечо. Женщина встала и прижалась к нему всем телом. Со всех сторон на них напирали, и Раймо, положив руки на бедра женщины, крепко сжал ее. Партнерша шла за ним мягко, податливо, приятно покачиваясь. Колено чувствует колено партнерши, а при широком шаге ноги переплетаются, приникают одна к другой. Танец кончился, и женщина поспешила покинуть танцплощадку. Пропустить бы рюмочку, а то от этой партнерши сердцебиение началось. Растревожила и смылась. А вон сидит какая-то, совсем заскучала.

Возле киоска с горячими сосисками парни в джинсах размахивали кулаками. Видно, ребята малость поднабрались. „Набить ему морду!“ — слышалось. — „Морду вдрызг!..“, „Ах ты, зараза, а ну, мотай отсюда!“; „Дайте его сюда, ребята, снимем с него отпечаток!“; „Ой, язви его, до чего ж противная харя!“; „Эй, Вера, пойдем со мной…“ Девушки отворачивались и сердито фыркали, а некоторые тихонько прыскали со смеху.

Раймо хмыкал, слушая выкрики мальчишек. Он присел на скамейку, как будто и сам готов был ввязаться. Теперь вместо оркестра крутят пластинки. В перерывах кто-нибудь из девушек заглядывает в будку к музыкантам. Там кто-то нарисовал губной помадой сердце. А на пыльной задней дверце музыкантского автофургона кто-то пальцем вывел: „Майя Эка“ — и вокруг сердца, словно островки в море. Та девушка так и сидит все время одна. Длинные волосы, расчесанные на прямой пробор, спадают вдоль щек. Она откидывает их большим пальцем, когда смотрит в эту сторону. Ах, черт возьми, какое танго с гитарным перебором! Вскочив с места, Раймо подбежал к девушке и пригласил ее на танец. Она не красавица, но еще похорошеет. У нее льняные волосы, она в свитере и джинсах, уткнулась подбородком ему в. плечо.

— У меня кеды на ногах, — шепчет она.

— Ничего.

— Ты часто здесь бываешь?

— Первый раз пришел.

— Ты из этого села?

— Нет, заехал в гости.

— С юга?

— Да.

— Я была зимой в Коувола.

— Ах, в Коувола. А я живу в Лаппеенранта.

— У тебя мягкие волосы.

— А вот и нет.

Раймо судорожно сжал пальцы девушки. Она дышит горячо, прерывисто, отметил Раймо, провожая девушку к скамейке.

Раймо выпил кружку пива, а потом стал на каждый второй танец приглашать эту девушку. И когда дрожали в динамике звуки последнего вальса, Раймо попытался заглянуть девушке в глаза, но она прижала лицо к его груди. Площадка стала пустеть, танцующие расходились парами, слышно было, как заводились моторы и машины отъезжали одна за другой.

— Пойдем и мы? — шепнул Раймо.

— Куда?

— Где ты живешь?

— У меня велосипед, вон там, у дороги.

Раймо взял девушку за руку, и они быстро вышли за ворота, словно боялись, что кто-нибудь задержит их, помешает, преградит им путь на шоссе, а потом на тропинку, которая сворачивала в лес. Раймо провел рукой по ее затылку и погладил шею под волосами. Он почувствовал, как вздрагивает у нее кожа. „Теперь можно ничего не говорить, и это очень хорошо“, — подумал Раймо.