Странности любви

— Все причину ищем: кто виноват? Да сами мы, сами виноваты! Наше бескультурье, безграмотность.

— Верно! — согласилась Полина. — Хватит искать виновных! Надо строить заново…

За разговором не заметили, как началась загородная дорога. Сплошная радость — холмы, перелески. И поля, поля за ними. Бабочки, стрекозы, птицы поют. Как летом, хотя — сентябрь, осень на носу. Не за горами, надо думать, и поворот к совхозу "Вперед".

Вспомнила: у них с Володей все произошло на картошке. Сколько же лет тому? Если Дашке пятнадцатый… Господи, целая вечность! А кажется, все рядом, будто в соседней комнате. Вроде только вчера принимала поздравления с семнадцатилетием и поступлением в Московский пединститут. Мать со слезами провожала в столицу. Запихивая в сумку банки с вареньем, компотами, домашними солениями, наставляла: "Будешь жить у тети Кати, ей на шею не садись! Продукты покупай сама, готовь — в столовых быстро желудок попортишь… Тетку слушай — она у нас умница. И вообще единственная родная душа в Москве…" — "Почему единственная?" — обиженно напомнила Полина. Ее друг детства, два года назад покинувший их степной городок, уже учился в московском вузе. Ради него Полина и рвалась в столицу. Ради него…

Друг детства… Думала, на всю жизнь, а оказалось — случайный знакомый Володя. Мечтала об одном, вышла замуж за другого. Потому что первому оказалась не нужна. Он предал, а Володя всегда и везде был рядом. И в ту ужасную ночь, на картошке, когда думала, что все. Когда жизнь стала безразлична…

Володя казался сильным, уверенным в себе, но лишь среди словарей, текстов на фарси, немецком, древнеанглийском. А в повседневном быту — потерянный и беспомощный, словно большой ребенок. Долго не мог найти достойное применение своим талантам — метался, менял работу. Все было: периоды отчаяния, неверие в собственные силы, запойная, беспросветная тоска и безденежье, бессонные ночи… А потом — ее, Полины, зачеты и экзамены. Дашкина болезнь, парализующий сознание страх за дочку… В постоянной тревоге за нее и за Володю — вдруг не выдержит, сломается? — прошла почти половина их совместной жизни.

Когда наконец все страхи, тревоги и все метания остались позади — только живи и радуйся, — Володя вдруг…

— А дочь с кем? — словно подслушала ее мысли Анечка. — С мужем?

Полина рассеяно кивнула.

Широкую трассу сменила узкая бетонка, потом — грейдер. Миновали указатель "Пионерский лагерь "Зорька", и вот они на месте.

"Икарусы", освободясь от пассажиров с их рюкзаками, чемоданами и гитарами, развернулись и, сверкнув полированными боками, поплыли в обратную сторону. У ворот лагеря осталась лишь черная начальственная "Волга". Вскоре и она отчалит — когда начальство убедится, что высадка прошла благополучно и поголовье студенческо-преподавательского отряда не потеряло в численности, о чем можно будет с чистой совестью доложить в райкоме.

— Ох уж эта спешка! секретарь парткома института долго и проникновенно трясет руку командира, другая рука в это время нашаривает за спиной ручку автомобильной дверки.

— Главное, Игорь Павлович, кормите их как следует. А то начнут звонить родителям, те — туда, — поднял глаза к серому слезящемуся небу, — пойдут звонки, жалобы посыпятся. А ведь скоро перевыборы…

— Так звонки вроде уже не в моде, — улыбнулся командир. — Другие времена.

— Не в моде — чтобы поставить. А чтобы снять — сколько душе угодно, — хмыкнул секретарь. — Кушать, дорогой Игорь Павлович, всегда хочется, и кушать хорошо.

Проводив начальство, командир сбросил ватник, расстегнул воротник гимнастерки и поманил пальцем Полину и Анечку:

— Пошли, глянем, что там в нашей кухне жарится-парится. А ты, комиссар, ребят расквартировывай, — бросил очень высокому и очень худому человеку в черном матросском бушлате. Полина приняла его вначале за студента. — Кстати, прошу любить и жаловать: Александр Витальевич Нивелов, капитан, мой коллега и моя правая рука, — представил комиссара Полине и Анечке.

"Коллега?.. — удивилась про себя Полина. — Сколько же ему лет?"

— Это из-за худобы, — внес ясность Александр Витальевич, правильно истолковав недоуменный взгляд Полины. — А на самом деле я старый-престарый: две с половиной пятилетки срочной службы в стенах родного вуза.

"Значит, мы ровесники", — высчитала Полина.

В конце аллеи пожилая женщина, судя по виду, местный сторож, отчитывала:

— Ты чего ж это цветы топчешь, а? Пионерчики сажали, сажали, а ты! Вот бесстыдник!

Галкин пытался накрыть своим черным сомбреро желтую капустницу. Увидев приближающихся преподавателей, приветственно махнул им черной шляпой, и, перепрыгивая через цветущие астры, покинул клумбу.

— Ишь что делает! Все цветы потоптал, бесстыдник! Вы уж, товарищ начальник, накажите своим ребяткам, — повернулась к командиру. — Пусть поаккуратнее! И комнаты чтоб в чистоте держали, а то рук не хватит мыть да убирать. Со вчерашнего лета стены разукрашены — все ругательными словами исписаны. Пионерчики-то грамотные, читают. Тоже студенты жили…

— Не бойся, бабуся, — успокоил ее Игорь Павлович. — Наши студенты если и напишут, то на иностранном языке. Пионерчики не поймут.

Когда уборщица ушла, Игорь Павлович попросил Полину и Анечку:

— Вы и в самом деле последите, чтобы студенты не занимались художественной росписью.

— За ними уследишь! — невесело усмехнулась Анечка. — Вы с ними построже, Игорь Павлович. Совсем распустились, никакой дисциплины.

— Будет где нашим бойцам отдохнуть, диски покрутить, — порадовалась за студентов Полина, кивнув на большое двухэтажное здание. — И вообще, я вижу, условия царские.

— Да, — согласился Игорь Павлович, — санаторий и только.

Стал рассказывать, как выбивали этот пионерлагерь, сколько инстанций исходили. Райком уперся, ни в какую: "После ваших студентов капитальный ремонт нужен".

— Вообще-то их можно понять: разве наши студенты ценят хорошие условия? Видели бы, в каких мы бараках на сельхозработах жили…

— Нормальные бытовые условия, Игорь Павлович, сегодня в порядке вещей, — не согласилась с ним Анечка.

Ее грудь вздрагивала в такт шагам, и командиру, видно, стоило большого мужества смотреть прямо перед собой.

Столовая встретила их закрытыми дверями и подозрительной тишиной.

— Не похоже, чтобы тут что-то жарилось-парилось. — Полина втянула в себя свежий, не тронутый запахами кухни воздух. — Не прислали поваров?

Игорь Павлович никак не хотел мириться с очевидным — дергал замок, заглядывая в окна, несколько раз обежал вокруг здания.

— Не прислали! — пнул ногой пустую консервную банку, достал сигареты. — Надо звонить в Москву.

Повернулся кругом и быстрым четким шагом пошел прочь — Полина и Аня еле успевали за ним.