Вальтер Шелленберг - Лабиринт

Можно представить, насколько сложно было в этих обстоятельствах выполнить мою программу или завоевать доверие такого человека как Гейдрих. Поэтому относительно своих долгосрочных планов я молчал. Как бы то ни было, проблемы, связанные с самой работой - добыванием секретной информации - были столь многочисленны, что наиболее срочные мероприятия из моей программы могли быть осуществлены без того, чтобы Гейдрих оценил их значение в полном обьеме. Он отчаянно нуждается в информации, дабы выставить себя в благоприятном свете перед Гитлером, Гиммлером, Герингом и другими руководителями. Когда он лично представлял им доклады секретных служб, он так интересовался произведенным впечатлением, что мне удавалось добиться от него таких полномочий, которые, в ином случае, он бы никогда мне не дал. Поэтому я сумел организовать отделы по связи в различных министерствах и добился права вступать в прямой контакт с министрами, если хотел обсудить проблемы, решение которых предполагало взаимодействие с данным ведомством. Это было большое достижение и я эксплуатировал его насколько удавалось.

Тем временем мне пришлось пережить первые неудачи. Наиболее тяжелой и опасной из них была оккупация Исландии американцами летом 1941 г. Канарис не смог вообще раздобыть никакой информации о готовящейся акции. Я же направил наверх одно датское сообщение, которое, впрочем, нельзя было считать слишком надежным. Оно пролежало на столе Гиммлера, и Гитлер впервые узнал о случившемся из иностранных газет, да и то с опозданием: служба обработки прессы в Министерстве пропаганды действовала неважно. В результате, мне было приказано создать специальные информационные агенства в нейтральных странах. Это было непросто и потребовало создания издательской фирмы, которая должна была наладить контакты с издателями в Швейцарии, Португалии и других нейтральных государствах. Каналами связи служили Люфтганза и Центральное европейское бюро путешествий; для исключительных случаев имелись и специальные курьеры.

Почти шесть месяцев потребовалось, чтобы обьединить работу, которую, дублируя друг друга без всякого смысла, делали подразделения МИДа и Министерства пропаганды, лишь уевличивая тем самым мои валютные расходы.

Через два месяца после назначения начальником АМТ-VI я подготовил меморандум о задачах политических спецслужб за границей. Я показал, что в политике, банковскои деле, промышленности, сельском хозяйстве, искусстве, литературе, музыке существуют разнообразные связи между Германией и оккупированными территориями, с одной стороны и нейтральными или воюющими с нами государствами, с другой. Спецслужбы были заинтересованы в установлении контактов за границей и получении оттуда информации.

Мой меморандум должны были положить в основу приказа рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Гиммлера, предназначенного для различных подразделений СС и персонала министерства. Гиммлер заявил, что в принципе он согласен с меморандумом и даже готов выступить с изложением моих идей перед высшим руководством СС и партии. К тому же, приказ Гимлера был разослан и в другие министерства, от которых впервые потребовалось сотрудничать с нами в такой форме.

Однажды, когда я сидел вечером за работой раздался телефонный звонок Гейдриха, приглашавшего меня для беседы. Я расстроился, но собрал все необходимые документы и отправился на Вильгельм-штрассе. В те дни Берлин все еще был великолепен. Пока я ехал по городу долгим кружным путем, я успел забыть о большинстве своих проблем.

Я свернул с Курфюрстендам в направлении Тирпартена и остановился у Кранцлера выпить кофе и мысленно подготовиться к предстоящему поединку.

Основное помещение для Гойдриха на Вильгельм-штрассе обычно напоминало улей. Поэтому я был изумлен, когда увидел лишь несколько утомленных работников, склонившихся над горами корреспонденции: в остальном все было спокойно. Я всегда поддерживал дружеские отношения с помощниками Гейдриха, и один из них шепнул мне: "У шефа нет настроения работать сегодня вечером". Меня ждал светский вечер, и я мог войти в логово льва совершенно спокойным. Однако вскоре стало ясно, что я ошибался.

Когда я вошел, в глаза бросилась нарочитая небрежность, с которой Гейдрих работал над какими-то бумагами. Заметив, что я смотрю за ним, он сделал типичный для него жест - нервно пожал плечами и наконец, отложил бумаги в сторону. "Если что-нибудь очень важное?" - спросил он довольно высоким гнусавым голосом. "Нет, ничего особенного," - ответил я. "У вас есть время пообедать со мной?" - спросил Гейдрих . Фактически это был приказ.

Мы прошли в бар Идена и там пообедали молча, ибо я давно взял за правило, чтобы разговор начинал Гейдрих. За соседним столиком сидела знакомая мне дама, с которой время от времени я дружески переглядывался. Гейдриха, не знавшего ее, это удивило, а его необычайное любопытство заставило расспросить, кто она, где мы познакомились, сколько времени я ее знаю. Затем, он внезапно сменил обьект беседы и начал говорить о деле, ради которого и хотел со мной увидеться.

Мы повели долгий и неприятный разговор о передаче некоторых наиболее деликатных и важных функций моего отдела IV отделу Мюллера. Гейдрих использовал древний принцип "разделяй и властвуй". Я согласился со всем, что было сказано, и, сохраняя терпение и спокойствие указал на риск передачи столь важного дела в грубые и неопытные руки. Мой сарказм и аргументация произвели на него впечатление. Гейдрих велел мне уладить этот вопрос с Мюллером: проблема была решена. Затем последовал подробный разговор о деятельности отдела на оккупированных территориях, который завершился вполне приемлемым компромиссом, давшим мне определенную свободу. После окончания разговора мне пришлось сопровождать Гейдриха, обходившего различные ночные клубы и делать вид, что получаю удовольствие от его идиотских бесед с барменами, содержателями заведений и официантками. Все они знали и боялись его, хотя изображали великую преданность. Наконец, в пять утра мне, было позволено уйти домой.

На следующий день я должен был ознакомить Мюллера с решением Гейдриха, однако потребовалось два часа, чтобы Мюллер понял: его атака отбита. При этом я не должен бышл допустить открытого разрыва: отношения между нами были уже напряжены, а Мюллер был противником, который не останавливался перед любым вероломством без раздумий и использовал все имевшиеся в его распоряжении средства.

В результате, Мюллер заговорил в доверительном и дружественном тоне и повел речь о значении сотрудничества и взаимного доверия. Правда, на следующем совещании руководителей отделов СД он внезапно без предупреждения обрушился на меня, обвинив некоторых моих агентов в халатности и нечестности. Один их приведенных им примеров, действительно, свидетельствовал о нашей грубой ошибке. В Париже гестапо арестовало корсиканца с фальшивыми документами, выданными одним из моих бюро в Бордо. Его сотрудники недостаточно тщательно проверили человека с которым имели дело. Так член парижского подполья, разыскиваемый полицией получил важное задание германской разведки.