Михаил Меньшиков - Письма к ближним

Чтобы разорвать все стягивающийся, подобно петле, circulus vitiosus, нужно одновременно с голодом лечить и холод. Согрейте русского человека – может быть, он и хлеб добудет; помогите ему устроить хоть самый бедный, но теплый угол, и вы вернете половину жизни, пропадающей теперь на полатях либо в кабаке. В кабак (конечно, тайный, каких теперь множество) тянет не только водка и закуска, но, может быть, главнее всего возможность согреться, посидеть в тепле, поговорить с такими же согревшимися соседями. Но чужое тепло не заменит своего родного. С сотворения мира в каждой семье должен быть собственный очаг, своя печь, свой огонь. От огня Прометеева пошла цивилизация, погасание огня – конец ей. Огонь непременно должен быть обеспечен каждому, как воздух. Или наши предки сделали гибельную ошибку, заняв эту обширную страну снегов, или народу должен быть доставлен и здесь теплый климат – в его избах и хатах. Обессиленные морозами, отравленные спертым воздухом, простуженные крестьяне не в силах выполнить огромный летний труд, не в силах заготовить и хлеба. Уж если животные не выдерживают первобытных теперешних условий деревни, что же говорить о человеке. Как корова и лошадь в век моторов и велосипедов выродились в «коровенку» и «лошаденку», так и крестьянин, спустившийся до берлоги, вырождается в дикаря, – нужды нет, что его современники – Менделеев и Лев Толстой. Природа неумолима, и в два, три десятилетия не только культура, но и самая порода сходит почти на нет.

Обеспечить народу теплый угол – это значит обеспечить ему хорошую избу и достаточно топлива. Теперешняя нищенская изба – непосильная ноша для мужика: она обходится ему вдесятеро дороже хорошей избы, если считать потери на здоровье и трудоспособности. Теперешняя идиотская изба, замораживающая человека и беспрерывно сама сгорающая, есть одно из государственных наших бедствий, из таких, борьба с которыми должна быть поставлена на первую очередь. Как армия, лишенная палаток, непременно сдается неприятелю, так и народ, лишенный сносных жилищ, – он не выдерживает великой борьбы за жизнь. Изба – основная цитадель народная, и она должна быть неприступной для стихий.

Нужны прежде всего теплые несгораемые дома. Было бы странно назвать эту мысль новой – она из разряда «вопиющих» нужд, и давно, около тридцати лет, о ней говорят непрерывно. Написаны прекрасные брошюры о глинобитных постройках, в некоторых земствах сделаны удачные опыты, вопрос разработан до тонкости. Так как не только за границей, но и у нас в Малороссии, Новороссии и Туркестанском крае глинобитные постройки ведутся с незапамятных времен, то, казалось бы, нет нужды открывать Америки в этом вопросе – она открыта. От казны было отпущено известному г. Пороховщикову сто тысяч для каких-то опытов; эти опыты вызвали появление брошюры о красном петухе, и в конце концов г. Пороховщиков обернулся издателем плохенького журнала. Об ассигнованных ста тысячах что-то ничего не слышно. Между тем великое дело само по себе необыкновенно просто.

Не так давно в обществе экономистов я слышал чей-то доклад о борьбе с пожарами. В прениях по докладу один земский начальник, человек скромный и серьезный, рассказал удивительную историю, как он почти уничтожил у себя пожары в участке, – стоило только показать мужикам глиносоломенные крыши, стоило без насилия, участливо и серьезно помочь обзавестись ими. Я не знаю имени этого земского начальника и вообще не сторонник этого института, но я был восхищен, до какой степени добрый образованный человек в деревне может облагодетельствовать край. Мне показалось, что вот и решение вопроса: найти побольше таких добрых и образованных людей, познакомить их с глинобитными постройками и поручить им такое же ознакомление самого народа. Если с насилием – мужик не примет, если с дружественным участием – тотчас переймет и сочтет за благодеяние.

Недавно я познакомился с молодым гвардейским офицером К. Э. Гребнером, одним из начинателей глинобитного дела. В газетах уже сообщалось, что его проект глинобитной школы признан Техническим обществом весьма полезным, но дело остановилось за небольшим пособием от казны, что-то около пяти тысяч. Вопрос попал, как водится, в канцелярскую передрягу. Все сочувствуют, все способствуют, дают прекрасные отзывы, рекомендации – и никакого решения. Даже обещают, но все откладывают на будущее. – Ах, зачем, – говорю г. Гребнеру, – вы просите казенного содействия? Казну расхватывают на тысячи кусков, все тянутся к казне… Но если дело жизненно и оправдывает себя, начинайте без казны! Неужели у вас нет нескольких тысяч, необходимых для начала дела?

– Представьте, нет, – ответил капитан. – Своих средств я не жалею, но они уже истощены. Позвольте вам рассказать мою историю. У себя в имении, в Рузском уезде, я еще восемь лет назад устроил сиротский приют и при нем школу корзиночного производства с четырехлетним курсом. Моя школа уже выпустила двенадцать кустарей-хозяев. Вижу, что дело идет на лад, – дай, думаю, прибавить к школе обучение глинобитному делу, кирпичному и черепичному. Уверяю вас, это самая неотложная нужда деревни: мужик гниет в грязной и холодной избе, мужик чуть не каждые десять лет сгорает в ней дотла. Перестроить деревню из деревянной в глиняную – значит спасти ее. Это мое убеждение. Я и надумал предложить своим крестьянам опыт. Для школы построили глинобитное здание, крытое черепицей. Оно удалось превосходно, – дом совершенно сухой, ни промерзания стен, ни размыва дождем. Дети живут шесть лет, и спросите врача – не было ни одного случая заболевания. Поступающие ребятишки здоровеют. Вижу – в деревне у меня дело наладилось. Но я служу в Петербурге, лето провожу в лагере, среди солдат, то есть тех же крестьян. Почему не познакомить и эту молодежь с тем, что им пригодится в деревне? Сверх того я рассчитываю на учеников от земства. И вот у меня явилась идея: устроить подобную же школу в Красном Селе. Я арендовал участок земли, открыл на нем кирпичный завод, недостает школы печного дела. В четырех верстах, около деревни Пекомезяки, на земле удельного ведомства есть торф – вы понимаете, как все это благоприятно складывается. Но я не могу и не хотел бы считать все это личным делом – еще чего доброго за эксплуататора прослывешь. Я подал докладную записку товарищу министра финансов…

– Давно подали?

– Скоро два года будет. Пока что я начал строить дом из саманного кирпича на фундаменте. Мастер был выписан из крестьян Войска Донского. Потом поставили сарай на фундаменте из бутовой плиты, потом погреб из самана, плиты, кирпича и дерева. Крестьяне и солдаты могли следить за постройкой. Крыли дом черепицей, и затем я объявил, что, кто хочет, – может переезжать в дом даром. Понимаете, для опыта. Сейчас же и переехал туда один петербургский столяр с женой, тремя детьми и подмастерьем. И вот результаты. За год мои жильцы заметно поправились; дети – страшно золотушные, со струпьями на лице, руках и ногах – сделались неузнаваемы, всю их нечисть как рукой сняло. Дом держится великолепно. Стены всего в 9 вершков толщины, и внутри на обоях ни малейшей сырости. В нашем климате какая это благодать. Для практики и примера вслед за тем были покрыты черепицей 15 офицерских бараков и два больших хозяйственные здания в нашем полку. Мужики заинтересовались, стали ходить ко мне: постройте, мол, и нам глинобитные избы. Но вы знаете, какое было ужасное нынче лето – сплошной дождь. Тем не менее в деревне Паюла один извозчик решил строиться из глины. Сначала соседи смеялись над ним, а потом и притихли. Глинобитная изба обошлась в 350 рублей, а если бы то же строить из дерева, то, по самому точному расчету, постройка стоила бы вдвое дороже, до 700 рублей. Соседи стали завидовать. Один из них высмотрел все наши секреты, – а мы этому и рады, – и самостоятельно наделал кирпичей, навез булыжника и строит баню. Я, само собою, постоянно бываю на постройках и показываю, что нужно. Раз есть у мужика прекрасная изба, нужно дать ему и дешевое топливо. В ожидании правительственной субсидии я арендовал у удельного ведомства болото и начал учить крестьян, как добывать торф. Мужики тотчас смекнули выгоду, и первая приехала за торфом ближайшая деревня, вся целиком. Особенно хорош торф оказался для сушки овинов, но и избы начинают топить им же. Кажется, что здесь мы останемся не в убытке: фабрика Печаткина затребовала торф для испытания, и, значит, сбыт обеспечен. Тут же на болоте я начал добывать и сфагнум, заменяющий соломенную подстилку. Я уверен, что сфагнум мог бы быть хорошим суррогатом к кормовой даче коровам, а то и просто как корм, если его сдабривать мелясой. Вы знаете, летом в лагерях огромный спрос на молоко. Укажите мужикам дешевый корм – разовьется скотоводство, теперь же на зиму они продают скот скупщикам за что попало…