Лев Мечников - Записки гарибальдийца

Я привел эти несколько строк из записок английского туриста, так как на мой взгляд они вполне обрисовывают наружность Гарибальди, с отчетливостью английской акварельной картинки, и вместе с тем передают впечатление целого. Такие портреты редкость и в живописи, и в литературе. Во время последнего похода, Гарибальди носил, напротив, очень длинные волосы и не стриг бороды. Таким же я видел его на всех портретах.

Я предполагаю, что читатели знакомы с биографией этого замечательного современника, но тем не менее приведу здесь факты из предыдущей его жизни, которые могут бросить некоторый свет на эту еще не разгаданную личность.

Что Гарибальди сын ницского рыбака – это всем известно. У Гарибальди осталось навсегда самое отрадное воспоминание о той поре его жизни, – единственной, когда он жил для себя, – когда в рыбачьей лодке с несколькими сверстниками, сыновьями окрестных рыбаков, гулял он по Ницскому заливу, беззаботно отдаваясь впечатлениям. Я помню, однажды, в небольшой приморской деревушке Калабрии, несколько гарибальдийцев занимались, в виде развлечения, опасной ловлей пилырыбы ( pesce spada ). Гарибальди, с борту бригантина, следил за ними с приметным удовольствием, и в душе, кажется, проклинал свои серьезные занятия, мешавшие ему принять участие в этом увеселении.

С очень ранних лет, Гарибальди приобрел много практических и технических познаний в морском деле, и вероятно надежды его отца, желавшего пуще всего на свете видеть своего сына искусным моряком, совершенно бы исполнились, если бы не особенная случайность. Гарибальди очень рано начал мыслить и рассуждать, и в детской голове носились порой мысли, достойные более зрелого возраста. Благодаря усердным занятиям математикой, в которой он делал большие успехи, порядок скоро водворился в его мечтаниях; они приобрели мало-помалу положительный характер, и притом не замедлили получить очень определенное направление.

Гарибальди жил лицом к лицу с несчастиями, порожденными жалким административным и политическим положением своей родины, которую он любил со всей пылкостью своего нрава, со всей горячей преданностью uomo di popolo [193] «Человек из народа» – один из риторических эпитетов Гарибальди, наряду с «сыном народа»; см. ниже воспоминания Гарибальди, с. 146. .

Мадзини был тогда единственная живая сила Италии. Он собрал своих последователей в Швейцарии, в кантонах Ваатландском и Женевском. Это было в 1834. Гарибальди было тогда около семнадцати лет [194] Ошибка: Гарибальди в то время было 27 лет. ; едва взялись за оружие, он стал в ряды мадзиниевых приверженцев. Попытка эта не удалась. Многие были взяты в плен, остальные бежали. В числе их был Гарибальди.

Прежде всего он отправился в Марсель, где перебивался уроками из математики. Внутри его всё уже было решено; у него была одна мысль, одно желание – стать тем, чем он стал в последствии. Нужно знать, каким тяжелым путем дошел он до этого тоже не легкого, хотя и желанного положения.

Увидя, что оставаясь скромным учителем математики, он не может приобрести ни военной опытности, ни имени, ни славы, которые были ему нужны не для удовлетворения личного самолюбия, – положим тоже похвального, – но для достижения высших целей, он оставил Францию и отправился в Африку предлагать, в качества морского офицера, свои услуги тунисскому бею. Оттуда он перебрался в Южную Америку. Не стану говорить здесь о его блестящих подвигах в этой стране, об опасностях, которым подвергался он, в которых избежал благодаря чудесам неустрашимости и храбрости. Этим можно бы наполнить целый том.

Я расскажу здесь один частный факт из его личной жизни. Это брак его с Анитой.

Находясь на службе Уругвайской республики, Гарибальди, со своим небольшим флотом, которого экипаж составляли большей частью итальянские эмигранты, занял порт Лагуна, с целью поднять бразильскую провинцию Санта-Катарину, чтоб отвлечь силы Бразилии. Вся морская сила, бывшая под его командой, состояла из трех небольших кораблей, с которыми он долго крейсировал вдоль берегов и постоянно беспокоил неприятеля. Когда, наконец, с одним из них он задумал возвратиться в Лагуну, большой бразильский бриг атаковал его и старался перерезать ему дорогу. Не без труда удалось ему наконец войти в этот порт, и он воспользовался короткой стоянкой там, чтобы сочетаться с Анитой, которую он любил давно. Анита не замедлила явиться на корабль своего жениха, где должна была совершиться свадьба.

Между тем сильный бразильский флот, почти по следам маленькой флотилии Гарибальди, вошел в Лагуну и открыл убийственный огонь по отважным крейсерам.

Это была свадебная музыка, вполне достойная новобрачных. Надежды на победу было мало, и Гарибальди позаботился о спасении своих товарищей. Когда последний из них уже оставил корабль, Гарибальди поджег его своей рукой и, вместе с Анитой, вскочил в шлюпку, в которой они благополучно достигли берега под выстрелами неприятелей. Из двенадцати офицеров, бывших на корабле, уцелел один Гарибальди.

Но я уже отказался перечислять подвиги Гарибальди в Америке, и потому прямо перехожу к его прибытию в Европу.

Едва дошла до его слуха весть об итальянских событиях эпохи 47-го года, как он, разорвав все свои обязательства относительно Монтевидео, принялся за устройство отряда волонтеров, пожертвовав на это все бывшие в его руках деньги. Много добровольных приношений от его соотечественников увеличили его капитал и дали ему возможность оснастить бригантин Esperanza , на котором он, вместе со своими волонтерами, прибыл в Ниццу, после долгого плавания, в июне 1848 г. В собственных записках Гарибальди рассказано много интересных подробностей о том, как правительство Монтевидео старалось затруднить его отъезд. Скромный герой, кажется, и не подозревает причин, побуждавших это правительство поступать таким образом. Эта странная наивность, какое-то детское непонимание всей ценности оказываемых им услуг, – одна из основных черт характера Гарибальди.

Забыв прошедшее, Гарибальди отправился в Турин предложить королю услуги свои и своего отряда. Карл-Альберт, боявшийся в то время больше Мадзини, нежели австрийцев, принял американского адмирала очень сухо и холодно. Он очень любезно говорил с ним о его подвигах в Америке, но насчет принятия или непринятия его и его отряда на свою службу не дал ему положительного ответа и кончил тем, что послал его к министрам.

Гарибальди быль очень смущен этим неожиданным приемом. Не личное самолюбие его было оскорблено, но он сразу понял характер короля-мученика, впоследствии погубивший Италию. Он решился отправиться в Милан, где был принят с единодушным энтузиазмом, заставившим его забыть претерпенные неудачи и снова надеяться. Ему тотчас же дано было начальство над трехтысячным корпусом волонтеров и поручена была защита провинции Бергамо. Оттуда вскоре его отозвали в Милан.