Константин Курбатов - Еретик Жоффруа Валле

— Я хотела бы, Жоффруа, чтобы меня навсегда приковали к тебе цепью.

— Анжелика, ты сама не понимаешь, что говоришь!

— Понимаю. Но я все время боюсь, что ты снова уйдешь от меня.

— Не уйду! Я люблю тебя!

— Ты так прекрасен, Жоффруа, что в тебя влюбляются не только женщины. Ты видел, какими восторженными глазами смотрят на тебя Базиль, Клод и Раймон?

— Они настоящие друзья, — соглашался Жоффруа. — Хотя в головах у них полнейшая каша. Они живут целиком в сфере тех представлений, которые им вбили с детства. Для чего тогда книги, если в них не заглядывать? Для чего мышление, если им не пользоваться? Для чего уши, если не слышать, и глаза, если ими не видеть?

— Ты несправедлив к нашим друзьям, — возражала Анжелика. — За последнее время с твоей помощью они многое узнали.

— Что они узнали?! — раздражался Жоффруа. — Из океана великих имен, идей, знаний и открытий они едва зачерпнули по чайной ложке.

— Но посмотри, как они тебя слушают, — убеждала Анжелика. — Как хотят приблизиться к тебе.

Они и впрямь завороженно слушали Жоффруа. Они ничего не знали о Птолемее, создавшем единую звездную схему мира, и о Копернике, доказавшем, что Птолемей кое в чем ошибся. Они ничего не знали о Васко да Гама, проложившем морской путь из Европы в Южную Азию; о Христофоре Колумбе, открывшем Америку; они ничего не знали ни о Рафаэле, ни о Микеланджело, ни о Леонардо да Винчи. Их память сияла такой первозданной чистотой, будто они только что родились.

Но друзья жаждали узнать обо всем, что знал Жоффруа. Они верили ему и готовы были идти за ним хоть на край света. Оказалось, шпага и деньги не самое могущественное в этом мире. Выше всего оказалась мысль.

А срок ультиматума королевы подходил к концу. На третий день Сандреза упала в ноги Екатерине Медичи и расплакалась.

— Мадам, — искренне рыдала Сандреза, — он обесчестил меня.

— Кто? — удивилась королева.

— Капитан Жерар де Жийю, — сквозь слезы выдавила Сандреза. — У меня не хватило сил защитить себя.

Расчет Сандрезы был прост. Она надеялась, что старая королева не простит капитану подобного. А если так, то решатся сразу две проблемы: исчезнет навязчивый поклонник и не достигнет цели угроза, которую он высказал в адрес Базиля.

На эшафот вели тринадцать ступеней. Тринадцать ступеней — к последнему жизненному пристанищу осужденного. Почему тринадцать? Их специально сделали тринадцать? Луи Шарль Арман де Морон сосчитал ступеньки. Он поднимался по ним легко и даже бодро. Высокие ступени он преодолевал так, будто они вели не к смерти, а к покоям любимой женщины.

Луи Шарль долго ждал свою божественную Анну. И дождался. Презрев мудрость предков — берегись любящей! Презрев и чуть не проиграв. Анна пришла к нему в тюрьму, чтобы заявить о своем согласии на то, о чем он столько времени молил ее. Она принесла доказательства своей любви. И трезвый рассудок изменил Луи Шарлю. Де Морон очнулся лишь тогда, когда Анна назначила цену. Он не смог заплатить ей то, что она просила. И лишил ее возможности вести дальнейшую торговлю.

Тринадцать ступеней. Грубый чурбан с воткнутым в него топором. Палач в черной маске, красных штанах и кожаном фартуке. Свежий весенний ветер полоскал расшитые атласные рукава камизоли де Морона, трепал его бороду и волосы.

— Смерть гугеноту! — ревела толпа.

Тринадцать ступеней вели к небу. Луи Шарль не сомневался, что скоро окажется перед вратами рая. Только рая! Он ни в чем не изменил Богу и был неповинен перед ним. Как и перед всеми живущими людьми. И перед всеми умершими. И даже перед Анной. Он убил ее для ее блага. Небольшая вина имелась лишь перед судьями.

— Вы вместе со всеми обвиняете Иуду Искариота, — объяснял он своим судьям. — И вы правы в своем обвинении. Предав своего учителя, он на вечные времена заслужил презрение всего человеческого рода. Почему же вы хотите, чтобы я уподобился Иуде и предал своего товарища и учителя?

— Не богохульствуйте, — отвечали ему. — Не ставьте имя грязного еретика, который совратил вас с пути истинного, рядом с Христом.

— Но что есть истина? — говорил Луи Шарль. — Христа распяли за то, что Он, как тогда казалось, тоже совращал людей с пути истины.

— Кто ваш новый Христос? — спрашивали они. — Назовите его имя.

Они очень нуждались в имени. Со дня ареста, когда в доме де Морона нашли при обыске листки, переписанные с рукописи Жоффруа Валле «Блаженство христиан, или Бич веры», они требовали одного — назвать имя. Тот кюре, который провожал в последний путь Леона Бурже, оказался верен слову и не выдал тайну исповеди. Беда обошла Жоффруа Валле стороной. Арестовали Луи Шарля. И он, Луи Шарль Арман де Морон, получил возможность, назвав имя, сделать Анну своей. Он называет имя, и Жоффруа Валле исчезает. Так просто!

— Кто сочинил сии богомерзкие слова, обнаруженные в вашем доме? — спрашивали у Луи Шарля. — Послушайте еще раз и вспомните. «Слепая вера — бич знаний. При ней господствует застой, рутина и мрак. Христианин есть самый убогий человек среди людей земли, поскольку все, в чем он убежден — рай, покой, счастье, блаженство, — зиждется на бессознательной вере, на невежестве и страхе. У христианина нет веры, исходящей из знаний. Поэтому его вера похожа на веру скота или попугая. Все проповеди наших христианских проповедников — попугайская тарабарщина, в которой отсутствует хотя бы малейшее разумение». Вспомнили?

— Мне нечего вспоминать, — отвечал он. — Я и так отлично помню, кто написал это.

— Кто?

— По неоднократно объясненной вам причине, я не могу ответить на заданный вопрос.

— Но мнение автора о том, что святая католическая церковь ведет к застою, рутине и мраку, вы разделяете?

— Да, я разделяю мнение автора, что насилие, которое осуществляет католическая церковь, ведет к застою, рутине и мраку.

— И вы вслед за автором этой крамолы считаете, что наша святая католическая церковь внушает веру, похожую на веру скота или попугая!

— Здесь, мне кажется, автор излишне резок.

— Послушайте еще. Нет ли и здесь излишней резкости? Это мы тоже обнаружили в ваших бумагах. «Нельзя во все только верить, нужно еще что-то хотя бы немного знать. Знания, основанные на собственном разуме, дают простор столкновению мыслей, они ведут к спору, в котором рождается истина. Потому знания, в отличие от веры, вечны. Беспрекословность веры, ее незыблемые догматы не дают двинуться с места, назвать мертвое мертвым. Только знания, только живая ищущая мысль могут привести человечество к истине». Что это?

— Это мысли, которые я разделяю не полностью. Мне кажется, что вера не обязательно должна быть основана только на знании. Во что-то нужно просто верить.