Арсен Коцоев - Саломи

Тотрадзе то перечитывал книгу, то выходил на улицу.

Но как ни долог был день, вечер наступил.

Тотрадзе пошел получать деньги за свою работу.

Священник и дьякон сидели у забора, о чем-то тихо разговаривали. Слюнявый Дзибо стоял перед ними. Завидев Тотрадзе, дьякон замолчал, священник поднял голову и начал говорить:

— Хорошо, когда молодой человек заработает немного денег, он может себе купить папиросы или еще что-нибудь, что сам решит.

С этими словами поп поднял подол рясы и запустил руку в карман бешмета; карман оказался таким глубоким, что священник сильно наклонился вперед, доставая кошелек.

Вот сафьяновый пухлый кошелек в поповой руке. Вот кошелек открылся. Тотрадзе увидел в нем бумажные деньги: пятирублевки, десятирублевки, синие, красные.

Священник посмотрел в кошелек и вытащил оттуда за угол зеленую трехрублевую бумажку.

Тотрадзе внимательно смотрел на толстые пальцы священника. Когда он увидел три рубля, то решил, что, вероятно, поп хочет послать Дзибо за какими-нибудь покупками.

Дзибо тоже посмотрел на трехрублевку и подумал: «Ведь бывают же счастливцы, которые имеют такие деньги!»

Считалось, что Дзибо за то, что он работает сторожем в церкви, получает два рубля в месяц. Да еще Дзибо должен был колоть дрова, чистить хлев, обрабатывать и поливать огород священника. Но и священник тоже не оставался в долгу у Дзибо: он давал ему иногда то двадцать, то тридцать копеек в месяц. Дзибо всегда был рад этой подачке, но больше всего он бывал рад, когда выносил помои для коров и собак. О! свою долю из этих объедков он всегда брал сполна!

Сейчас Дзибо смотрел на зеленую трехрублевку и завидовал Тотрадзе.

Священник задумался, глядя на деньги.

— Это тебе за труды, Тотрадзе, — сказал он, протягивая учителю трехрублевку. — Расходуй их как знаешь.

Мысль о том, что за такую работу дадут не меньше двадцати пяти рублей, сидела так крепко в голове Тотрадзе, что он даже не сразу понял, что произошло: он молчал, не протягивая руку за деньгами. Наконец он понял, жгучая боль охватила его сердце, — двадцать четыре дня тяжелого труда пропали. Как же он уедет?

Тотрадзе зашевелил бледными губами, но слов не получилось.

Наконец он сказал хрипло:

— Двадцать четыре дня я проработал от восхода до захода солнца, не отдыхая и часа. Ты сам берешь за венчанье десять рублей. Заплати мне за мой труд столько, сколько он стоит.

Отец Михаил посмотрел на дьякона.

— Посмотри пожалуйста, — сказал поп, — как избаловался народ! Ну, Тотрадзе, разве можно так разговаривать со старшими? Ты бы такую работу должен был сделать бесплатно, это же почет тебе. Ну, бери свои три рубля.

И священник моргнул своими красными глазами.

В голове у Тотрадзе был туман. Глаза его искали на земле камень. «Возьму булыжник и ударю им в лоб. Пускай закроются эти красные глаза», — мелькнула мысль.

Если бы поп в эту минуту увидал глаза Тотрадзе, то, может быть, он и отдал бы ему двадцать пять рублей.

Но страшная усталость вдруг охватила учителя.

Священник посмотрел на бледное лицо Тотрадзе и подумал: «А ведь мы не договаривались с ним об определенной сумме. Почему я ему плачу?»

Отец Михаил открыл кошелек, положил туда три рубля, и те девять рублей, которые оставил на столе крестьянин, поднял полу рясы, положил кошелек в карман бешмета, оправил рясу и сказал:

— Хорошо, пусть будет так. Не грех, если ты хоть раз в жизни пожертвуешь три рубля в пользу церкви.

Отец Михаил посмотрел на дьякона, дьякон ничего не ответил, но кивнул головой: да, дескать, так будет лучше.

Надзиратель реального училища Батырбек был от природы человеком общительным и компанейским. А так как на свете всегда найдутся бедняки, у которых нет крыши над головой, то у него постоянно кто-нибудь жил. Но прокормить всех своих постояльцев Батырбек не мог. Он сам получал слишком маленькое жалованье: всего шестьдесят рублей в месяц. Но что поделаешь! Чем богаты, тем и рады!

Сейчас у Батырбека никого не было, и он скучал.

В это воскресное утро Батырбек проснулся поздно. Сегодня он совершенно свободен. На службу идти не надо. Куда спешить?

Он неторопливо встал. Умылся. Надел рубашку. Пристегнул накрахмаленный воротничок и начал завязывать галстук.

Вдруг! Тук… тук… тук…

В дверь постучали.

— Кто там? Войдите!

Перед Батырбеком стоял невысокий, лет тридцати человек с черными усами. В одной руке он держал чемодан, в другой — туго перетянутые ремешком постельные принадлежности.

Гость окинул комнату своими черными выразительными глазами. Молча поставил чемодан в угол и положил на него постель.

— Ну вот. Теперь можно и поздороваться. Доброе утро, Батырбек!

— Здравствуй, Коста! Живи богато! Откуда идешь?

— Прямо из того места, откуда ушел.

— А все-таки?

— Тебе же известно, где я жил до сих пор.

— Известно. А почему ты ушел оттуда?

— Почему! Неужели ты не знаешь?

Гость присел на искалеченный венский стул, у которого было всего лишь три ноги. Что сталось с четвертой ножкой, Батырбек и сам не знал. Скажем, кстати, что и другие два стула, стоявшие в этой комнате, были не менее престарелыми инвалидами. У одного продавилось сиденье, у другого отваливалась спинка.

Отсутствующую ножку стула гость заменил собственными двумя ногами. Он крепко уперся в пол и таким образом удерживал равновесие.

— Ты спрашиваешь, почему я ушел? Потому что устал от своих хозяев! — сказал гость. — Пристали: «Дай денег, дай денег». А деньги — как раз то, чего у меня нет. В последнее время я совсем обезденежел.

— Значит, все дело в хозяевах?

— Да! То ли я им надоел, то ли они мне опостылели — в общем, не сошлись, как говорится, характерами. Они требуют, чтобы я платил за квартиру, а мне платить нечем. Эх, завари-ка лучше чай, Батырбек, да покрепче. И хорошо, если у тебя найдется немного хлеба. Со вчерашнего дня ничего не ел.

Батырбек умел быстро и ловко повязывать галстук. Но сейчас он был взволнован и никак не мог сладить с ним. Руки не слушались своего хозяина.

Да и как не волноваться! У него в гостях Коста! Знаменитый Коста Хетагуров — поэт и художник! Он будет читать стихи, писать картины… Теперь Батырбеку есть с кем поговорить, с кем отвести душу. Конец его одиночеству!

Он завязал галстук и сказал:

— Хорошо, что пришел! Вот тебе комната. Живи в ней сколько хочешь. А я сейчас заварю чай.

На столе напевал свою веселую песенку небольшой самовар. Пар подымался колечками к потолку и синеватыми струйками расплывался по комнате. Батырбек придвинул стакан к самовару и только что собрался повернуть кран, как в дверь постучали.