Арсен Коцоев - Саломи

Шел спор об организации колхоза. Веками люди работали врозь, а вот теперь советская власть говорит, что коллективная работа выгоднее, легче и что иначе из нужды не выбьешься.

За колхозы были бедняки, батраки и безземельные, которые давно уже жили в селе, но все еще назывались «временнопроживающими». Шли в колхозы и середняки.

Сегодня рушился в селе старый уклад жизни и рождался новый.

Джанаспи слышал и видел, что за организацию колхозов выступает все больше и больше сельчан.

Понял он, что наступило время больших дел и надо быть на стороне колхозов. Джанаспи подходил то к одной группе, то к другой, то к третьей и везде говорил, что счастье народа — это колхозы.

Было у Джанаспи два соседа: по одной стороне Тотырбек — старый его должник, а по другую Тезиев Ислам. Оба бедняки.

Тотырбек подошел к Джанаспи, хлопнул его по плечу, о чем раньше и подумать бы не смел, и сказал:

— Хорошие времена наступают, Джанаспи!

Ислам, улучив минутку, подошел к Тотырбеку и шепнул ему:

— Что-то мне не верится, чтобы Джанаспи говорил от души. Еще вчера он считал ниже своего достоинства разговаривать с нами. Никогда не были мы гостями в его доме, и он к нам не ходил.

— Это правда, Ислам, он и в самом деле сторонился нас, но тогда он был богач, а теперь стал бедняк бедняком. Все свои деньги вогнал на постройку дома, а теперь свистит с голоду в шести комнатах. Он стал теперь таким же бедняком, как мы с тобой: десять лет — это совсем не вчера, Ислам.

Ислам покачал головой.

— Мало ли, много ли времени пройдет, но волк не оставит свою повадку задирать скотину, потому что у него останутся волчьи клыки.

Тотырбек возразил, что люди не волки, и занятие теперь у Джанаспи не такое, как прежде, и зачем ему теперь держать против нас камень за пазухой.

Ислам покачал головой:

— Разве волк может бросить свои привычки?

Но Тотырбек продолжал заступаться за Джанаспи.

На сходе большинство голосов было за создание колхоза; в числе голосующих за колхоз был и Джанаспи.

Придя домой, Джанаспи сказал Хасанбегу:

— Надо поступать сообразно со временем. Прежде я хотел; чтобы все на меня смотрели; теперь я хочу, чтоб никто меня не замечал и чтобы в доме моем ничего не происходило. Открыто выступать против колхоза глупо; о прежних наших мечтах — о складах, магазинах — надо пока забыть. Я добровольно отдам колхозу дом и склад.

Хасанбегу больно стало слушать отца.

— Строили, строили дом, а вот теперь отдавай лучшие комнаты колхозу! Загубят их, загадят, и нам потом придется восстанавливать… Подождем пока… по газетам судя, эта советская власть долго не продержится.

Джанаспи махнул рукой.

— Не видишь, что кругом творится? Нет у нас другого выхода, иначе нам погибель.

На другой день Джанаспи пошел в сельский совет и застал в помещении председателя и секретаря.

Председатель сельсовета Бимболат положил карандаш на стол и спросил Джанаспи:

— Какой ветер тебя занес сюда? Но если пришел — садись!

— Не ветер и не непогода загнали меня сюда, зашел я сам.

Секретарь тоже оставил работу и с интересом слушал, что скажет бывший богач.

— Ну, раз зашел, значит, есть у тебя дело.

— Ты прав, не привык я без толку расхаживать, а дело у меня к вам вот какое. Строил я дом, все свое состоянье вложил в постройку, крайние две комнаты предназначались под магазин и склад. Никакого у меня магазина нет и денег нет, — стоят комнаты, сыреют. Возьмите эти комнаты под правление колхоза, арендной платы я с вас не хочу.

Подумал председатель: все село от мала до велика считало, что Дуриев Джанаспи все свои состояние вложил в постройку этого дома и обеднел.

— Подумаем о твоем предложении, Джанаспи! — сказал председатель. — Мы вчера заметили, что ты голосовал за организацию колхоза. Кажется мне, что ты правильно поступаешь.

— Такое дело, — сказал Джанаспи, — всякому должно быть приятно.

Секретарь, который знал прежнего гордого, высокомерного Джанаспи, удивился и сказал как бы про себя: «Бытие определяет сознанье». Секретарь любил читать ученые книги.

Джанаспи ничего не понял из того, что было сказано, обиделся, помрачнел. Председатель утешил его:

— Ты правильно поступаешь.

Лицо Джанаспи засияло от радости, и он сказал:

— Ну, комнаты теперь ваши, я велю жене помыть их.

Комнаты взяли, а Джанаспи в колхоз не приняли. Он на этом не настаивал.

Зато поступили в колхоз соседи Джанаспи: Ислам со своим сыном Николаем и женой Соней и Тотырбек с дочерью Тамарой; жену свою, Дуню, Тотырбек в колхоз не записал.

Джанаспи, хотя его в колхоз и не приняли из-за того, что он давал деньги под проценты и держал батраков, добровольно отдал колхозу одну из двух своих лошадей и одну из двух коров, надеясь, что и это будет принято во внимание.

С первого дня организации колхоза появились в селении явные враги его. Они рассказывали о колхозах разные небылицы. Советовали не сдавать скот в колхоз, а забивать и солить впрок.

Вот в эти дни Джанаспи и провел через улицу селения лошадь и корову на колхозный двор.

Когда кулаки агитировали против колхозов, Джанаспи с ними не спорил, но вел себя так, как будто ему больно слушать их лживые слова.

Хасанбегу Джанаспи сказал:

— Слушай, мальчик, ходи опечаленный, жалуйся, что нас не принимают в колхоз, и против колхоза не говори ни одного слова.

Когда советская власть приступила к ликвидации кулачества как класса, Джанаспи не попал в список; Хасанбег еще более уверился в том, что его отец умный и дальновидный человек.

Год-два спустя Джанаспи женил своего сына, сосватав девушку из семьи, которую считал равной своей. В доме появилась помощница Фатиме, семья увеличилась, а Джанаспи потихоньку продавал вещи, припрятанные заранее, доставал деньги из кубышек и покупал хлеб.

Но на душе его становилось все печальнее.

Однажды он позвал Хасанбега для разговора по душам.

— Слушай, сын, — сказал Джанаспи, — старые поговорки мудры. Дзикка делается из сметаны или сыра с мукой и каждому человеку приятен, но пословица говорит: «Вкуснее общей дзикки своя кукурузная мамалыга». Та голота, которая задумала построить общую жизнь, рассорится и разбежится. Конечно, для людей, которые прежде набивали свой желудок выпрошенным черствым кукурузным хлебом и запивали водой из лопухового листа, колхоз года на два — сущий клад, но порядочному человеку, который умеет наживать деньги, в колхозе делать нечего. Я подал заявление, оно помогло мне: нас не сослали; но я рад, что мне отказали. Однако против колхоза нам идти не надо. Будем пережидать, что можно будет сделать — сделаем.

Время шло. Колхоз окреп, колхозники на трудодни стали получать хлеб, овощи, фрукты.