Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Ее уверенность в своем обаянии, силе своей личности и своих прав была поистине безграничной. Каупервуд покачал головой.

– Милая, ты самая лучшая и одновременно самая невозможная женщина, – нежно сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее. – Но ты все же должна слушать меня. У меня есть адвокат Стэджер; ты его знаешь. Он собирается уже сегодня уладить этот вопрос с начальником тюрьмы. Возможно, у него получится, а возможно, и нет. В воскресенье я все узнаю и напишу тебе. Не делай поспешных поступков, пока не получишь вестей от меня. Я уверен, что смогу наполовину сократить лимит на посещения; может быть, даже до одного месяца или до двух недель. Они также разрешат мне отправлять лишь одно письмо за три месяца. (Эйлин снова вспыхнула.) Хотя я уверен, что смогу изменить и это, но не пиши мне, пока не получишь известий, или, по крайней мере, не подписывайся своим именем и не оставляй обратного адреса. Они вскрывают все письма и читают их. Если ты хочешь встретиться со мной или написать мне, то должна быть осторожной, а ты не самый осторожный человек на свете. Послушай меня, хорошо?

Они говорили еще о многом: о его семье, о его появлении в суде в понедельник, о возможности его скорого освобождения из тюрьмы в связи с новыми гражданскими исками или с помилованием. Эйлин по-прежнему верила в его будущее. Она читала особое мнение двух судей, склонявшихся в его пользу, и других троих судей, выступивших против него. Она была уверена, что дни его славы в Филадельфии не прошли безвозвратно, что он восстановит свое доброе имя, а потом уедет вместе с ней куда-нибудь. Она жалела миссис Каупервуд, но была уверена, что он не подходит для нее, что Фрэнку нужна женщина, больше похожая на нее – молодая, красивая и сильная. Она прижималась к нему в исступленном объятии, пока не настало время расстаться. Оба решили, что если какой-то план можно приспособить к теперешнему положению, которое не поддавалось надежной оценке, то это будет сделано. В момент прощания она была сильно подавлена, как, впрочем, и он сам, но она собралась с духом и уверенно смотрела в темное, неведомое будущее.

Наступил понедельник и время прощания с родным домом. Все, что можно было сделать, было сделано. Каупервуд попрощался с матерью и отцом, братьями и сестрой. Он довольно отчужденно, но тактично и деловито побеседовал со своей женой. Он не собирался устраивать отдельное прощание с сыном и дочерью, когда возвращался домой до конца недели, но хотел немного поговорить с ними, как всегда, ласково и задушевно. Он сознавал, что его позиция оставаться вне моральных рамок может быть несправедливой по отношению к ним, хотя и не был уверен в этом. Большинство людей неплохо справляются с жизнью независимо от того, балует ли их судьба. Его дети, скорее всего, будут справляться не хуже большинства других детей, что бы с ним ни случилось; в любом случае он не собирался лишать их материального благополучия, насколько это было возможно. Он не хотел отрывать своих детей от жены. Она будет заботиться о них. Он хотел, чтобы им было хорошо с ней. Время от времени он навещал бы их и ее, где бы они ни находились. Но он хотел обрести личную свободу и разойтись с женой, чтобы начать новую жизнь и построить новую семью с Эйлин. Поэтому в последние дни и особенно воскресным вечером он был особенно внимателен к мальчику и девочке, не намекая на предстоящую разлуку с ними.

– Фрэнк, – обратился он к своему рассеянному и мечтательному сыну, – разве ты не хочешь подтянуться и стать большим, сильным и здоровым парнем? Ты слишком мало играешь. Тебе нужно подружиться с ребятами и стать вожаком в их компании. Почему бы тебе не ходить на занятия в гимнастическом зале и посмотреть, каким сильным ты можешь стать?

Они сидели в гостиной Каупервуда-старшего, где специально собрались по такому случаю.

Маленькая Лилиан, которая находилась от отца по другую сторону большого библиотечного стола, с интересом смотрела на него и брата. Обоих тщательно оберегали от любых разговоров о реальном положении дел их отца и о его нынешнем бедственном состоянии. Им сказали, что он собирается в деловую поездку примерно на месяц или немного больше. Лилиан читала книжку «Чаттербокс» [32] «Чаттербокс» – большая серия познавательных историй, рассказов и сказок для детей, выходившая в США с 1866 г. до середины 1950-х. , подаренную ей на прошлое Рождество.

– Ничего он не сделает, – сказала она, оторвавшись от чтения с особенно строгим видом. – Он даже не бегает со мной наперегонки, когда я прошу его.

– Да кто с тобой захочет бегать? – кисло отозвался Фрэнк-младший. – Ты и бегать-то не умеешь, даже если бы я захотел.

– Вот как, не умею? Я тебя на одной ноге перегоню.

– Лилиан! – предостерегающе произнесла ее мать.

Каупервуд с улыбкой потрепал сына по волосам.

– С тобой все будет в порядке, Фрэнк, – сказал он и слегка потрепал мальчика за ухо. – Не беспокойся, просто сделай усилие над собой.

Реакция сына оказалась не такой теплой, как он ожидал. В тот же вечер миссис Каупервуд заметила, как ее муж обнял дочь за тоненькую талию и нежно откинул ей волосы со лба. На мгновение она позавидовала собственной дочери.

– Обещаешь быть самой лучшей девочкой, пока меня не будет? – тихо спросил он.

– Да, папа, – радостно ответила она.

– Вот и хорошо, – сказал он и ласково поцеловал ее в лоб. – Глазки-пуговки! – добавил он.

После его ухода миссис Каупервуд тяжело вздохнула. «Все для детей и ничего для меня», – подумала она, хотя в последнее время детям тоже доставалось не много внимания.

Отношение Каупервуда к матери в час прощания было таким нежным и сочувственным, на какое он только был способен. Он ясно понимал ограниченность ее интересов и силу ее переживаний за него и за всю семью. Он не забыл ее теплоту и заботу в дни его детства и ранней юности, и если бы можно было как-то избавить ее от такого несчастья в пожилом возрасте, то он сделал бы это. Но нет смысла плакать над пролитым молоком. Он не мог избавиться от сильных чувств в минуты успеха или поражения, но считал правильным сносить невзгоды или радоваться успехам, не показывая виду, поменьше говорить и заниматься своим делом не смиренно, но с чувством собственного достоинства, что бы ни ожидало впереди.

– Ну вот, мама, – промолвил он во время их последней встречи, так как не мог допустить, чтобы его мать, жена или сестра явились в суд, утверждая, что это будет бесполезно для него и лишь ранит их чувства без необходимости, – мне пора уходить. Не беспокойся и не падай духом.

– Иди, Фрэнк, – еле слышным голосом сказала она, когда оторвалась от него. – Да благословит тебя Бог. Я буду молиться за тебя.