Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Что касалось визитов ближайших родственников: отца и матери, братьев, сестры и жены, – Каупервуд ясно дал понять, что даже в дни судебных слушаний в связи с его банкротством их нельзя будет организовать чаще, чем раз в три месяца, если только он не напишет им или не передаст весточку через Стэджера. По правде говоря, в настоящее время ему не очень-то хотелось встречаться с кем-либо из них. Он устал от своих общественных и семейных обязательств. Фактически он хотел избавиться от этого гнета, так или иначе бесполезного для него. Он уже потратил около пятнадцати тысяч долларов на свою защиту, судебные издержки, услуги Стэджера и содержание семьи, но не возражал против этого. Он надеялся на небольшой заработок с помощью Уингейта. Члены его семьи не остались без средств для скромной жизни. Он посоветовал им найти жилье, соответствующее их ограниченным средствам, так они и поступили. Его родители, братья и сестра переселились в старый трехэтажный кирпичный дом на Баттонвуд-стрит, а его жена – в небольшой и менее дорогой дом на Двадцать Первой улице, неподалеку от тюрьмы, часть денег на оплату которого ушла из тридцати пяти тысяч долларов, выуженных у Стинера под ложным предлогом. Разумеется, все это выглядело как ужасное обнищание по сравнению с особняком Каупервуда-старшего на Джирард-авеню, поскольку там не было пышной обстановки его прежнего жилища, лишь недорогая мебель, аккуратные, простые занавески, зеркала и светильники. Опекуны, которым принадлежала теперь вся собственность Каупервуда и которым его отец передал свою недвижимость, не разрешили вывезти ценные вещи. Все подлежало продаже для удовлетворения требований кредиторов. Удалось сохранить лишь немного мелочей, все остальное было описано раньше. Одной из вещей, которые старый Каупервуд хотел сохранить, был письменный стол, заказанный Фрэнком специально для него, но стол оценили в пятьсот долларов и отказались передать в его собственность без выплаты указанной суммы, а Генри Каупервуд не мог себе этого позволить. Было много других вещей, которые им хотелось сохранить, и Анна-Аделаида в буквальном смысле присвоила некоторые из них, хотя еще долго не признавалась в этом своим родителям.

Наступил день, когда два дома на Джирард-авеню выставили на принудительные торги, во время которых любой человек мог беспрепятственно бродить по комнатам и рассматривать картины, статуи и другие произведения искусства, которые доставались тем, кто предлагал наибольшую цену на торгах. Каупервуд пользовался значительной известностью как любитель и знаток искусства, в первую очередь из-за реальной ценности его коллекции, а также из-за хвалебных отзывов Уилтона Элсуорта, Флетчера Нортона и Гордона Стрэйка – архитекторов и торговцев произведениями искусства, чьи вкусы и суждения имели большой вес в Филадельфии. Все чудесные вещи, любовно подобранные Каупервудом за последние годы: бронзовые статуэтки высокого Возрождения, образцы венецианского стекла, которыми он так дорожил, скульптуры Пауэрса, Осмера и Торвальдсена (через сорок лет они вызывали только улыбку, но тогда высоко ценились), картины известных американских художников от Джильберта до Истмена Джонсона и произведения современных французских и английских мастеров, – уходили за бесценок. В то время художественные вкусы в Филадельфии были не особенно искушенными, и некоторые картины продавались дешево из-за отсутствия надлежащей оценки. Стрэйк, Нортон и Элсуорт присутствовали на торгах и не скупились на покупки. Сенатор Симпсон, Молинауэр и Стробик пришли посмотреть, что можно выбрать. Мелкие политиканы присутствовали во множестве. Но Симпсон, хладнокровный знаток высокого искусства, оставил за собой почти все лучшее, что было выставлено на продажу. Ему досталась уникальная ваза из венецианского стекла, две цилиндрические бело-синие мавританские вазы, четырнадцать китайских изделий из нефрита, включая сосуды для воды нескольких известных мастеров и ажурную оконную ширму нежнейшего зеленого оттенка. Молинауэру досталась мебель и украшения из прихожей и приемной Генри Каупервуда, а Эдварду Стробику два спальных гарнитура из серебристого клена – все по самой скромной цене. Адам Дэвис приобрел секретер и письменный стол в булевском стиле, которым так дорожил старый Каупервуд. Флетчеру Нортону достались четыре греческие вазы: килик, кувшин и две амфоры, – которые он сам некогда продал Каупервуду и которые высоко ценил. Различные произведения искусства, включая обеденный набор из севрского фарфора, французский гобелен, бронзовые статуэтки животных работы Бари и картины Детайля, Фортуни и Джорджа Иннеса, ушли к Уолтеру Лейфу, Артуру Риверсу, Джозефу Циммерману, Теренсу Рилэйну, Тревору Дрейку, мистеру и миссис Симеон Джонс, У. К. Дэвисону, Фривэну Кэссону, Флетчеру Нортону и судье Рафальски.

Через четыре дня после начала торгов оба дома остались практически пустыми. Даже мебель и украшения из дома 931 на Десятой улице были извлечены со склада, куда их поместили после решения о его закрытии, и выставлены на продажу вместе с вещами Каупервудов. В то время старшие Каупервуды впервые узнали о некой тайне, связанной с их сыном и его женой. Ни один из Каупервудов не присутствовал на печальной церемонии распродажи их имущества, и Эйлин, прочитавшая о торгах семейными вещами и понимавшая их ценность для Каупервуда, не говоря уже об их очаровании для нее самой, была глубоко опечалена. Но она не отчаивалась, так как была убеждена, что Каупервуд однажды выйдет на свободу и добьется еще более значительного положения в мире финансов. Она не могла объяснить, почему была уверена в этом.

Между тем Каупервуда перевели к новому надзирателю и выделили ему новую камеру в третьем блоке на первом этаже, размеры которой не отличались от остальных (десять на шестнадцать футов), зато с примыкающим двориком, о котором упоминалось раньше. Начальник тюрьмы Десмас пришел за два дня до его перевода и еще раз побеседовал с ним через дверь камеры.

– Вас переведут в понедельник, – сообщил он сдержанно и медлительно. – Вам выделили дворик, хотя от него будет мало толку: мы разрешаем находиться там лишь полчаса в день. Я рассказал надзирателю о ваших деловых договоренностях. Он будет относиться к этому с пониманием. Только будьте благоразумны и не уделяйте этому слишком много времени, и все будет в порядке. Я решил, что вам нужно научиться плетению стульев. Это будет лучшая работа для вас. Она простая и будет отвлекать вас.

Начальник тюрьмы и некоторые связанные с ним политики делали неплохой бизнес на тюремном производстве. Труд не был тяжелым; заключенные выполняли простые и не слишком утомительные задачи, но все товары хорошо продавались, а прибыль делили по договоренности. Каупервуд был рад возможности чем-то заняться, поскольку чтение не принадлежало к числу его любимых занятий, а его связи с Уингейтом и старыми деловыми операциями было не достаточно, чтобы в полной мере задействовать его умственные и физические способности. В то же время ему казалось странным видеть самого себя за тюремной решеткой, занимающимся таким немудреным делом, как плетение стульев. Он поблагодарил Десмаса за эту возможность, а также за простыни и туалетные принадлежности, которые только что доставили в его камеру.