Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Секретарь биржи вышел на балкон.

– «Кларк и Кº» только что прекратил операции, – объявил он в половине второго.

– «Тай и Кº» объявляет о вынужденной приостановке операций, – объявил он без пятнадцати два.

– Первый Национальный банк Филадельфии вынужден объявить, что в настоящее время не может выполнять свои обязательства, – объявил он в два часа.

Как и раньше, после каждого объявления, когда гонг призывал к молчанию, толпа издавала зловещее «о-о-ох!».

«Тай и Кº». – Каупервуд на секунду задумался, когда услышал это название. Вот ему и конец.

Затем он вернулся к работе.

Когда наступило время закрытия, он вышел с порваным пиджаком, скособоченным воротничком, мятым галстуком и пропавшей шляпой, но остался невозмутимым и сдержанным.

– Ну что, Эд, как прошел день? – осведомился он, встретившись с братом. Последний тоже был помят, истерзан и совершенно измучен.

– О, боже, – сказал он и поддернул рукава. – Никогда еще не видывал такого. Они едва не сорвали с меня одежду.

– Купил трамвайные акции?

– Примерно пять тысяч штук.

– Нам лучше отправиться в «Гринс», – заметил Фрэнк, имея в виду вестибюль центрального отеля. – Мы пока не закончили. Здесь еще будет торговля.

Он двинулся вперед в поисках Уингейта и Джо, и они ушли все вместе, по дороге рассуждая о дальнейших покупках и продажах.

Как он и предсказывал, волнения не закончились с наступлением темноты. Толпа собралась перед зданием «Джей Кук и Кº» и другими учреждениями в ожидании благоприятного развития событий. Для посвященных центром дебатов и общих разговоров был отель «Гринс», где вечером восемнадцатого сентября вестибюль и коридоры были заполнены банкирами, брокерами и спекулянтами. Фондовая биржа собралась в отеле практически в полном составе. Что будет дальше? Кто обанкротится следующим? Откуда будут поступать деньги? Эти темы были на уме и языке у всех. Недавно из Нью-Йорка поступили новые катастрофические известия. Биржи и трастовые компании падали, как деревья во время урагана. Слушая и наблюдая, Каупервуд в своих размышлениях пришел к некоторым выводам, противоречившим правилам биржи, но соответствовавшим тому, чем занимались многие другие, в том числе знакомые ему агенты Молинауэра и Симпсона, и поздравил себя с тем, что кое-что поимеет с них до конца недели. Возможно, он не станет владельцем трамвайной линии, но получит средства для этого. Из слухов и информации, полученной из Нью-Йорка и других мест, он знал, что дела так плохи, как только может быть, и что для тех, кто ожидает быстрого возвращения к нормальным условиям, нет никакой надежды. Он не помышлял о сне до ухода последнего человека, а это было уже под утро.

Следующий день, пятница, предвещал множество зловещих событий. Будет ли это «черная пятница»? Каупервуд находился в своей конторе еще до того, как проснулись все остальные. Он продумал до мелочей свою программу на этот день, чувствуя себя совсем не так, как два года назад, несмотря на похожую ситуацию. Вчера, несмотря на внезапный натиск, он заработал сто пятьдесят тысяч долларов, а сегодня ожидал получить столько же, если не больше. Он думал, что не может предсказать величину своей прибыли, если только он удержит свою маленькую организацию в полной боевой форме, а помощники будут четко исполнять его распоряжения. Разорение продолжилось с самого утра, начиная с приостановки операций «Фиск энд Хэтч», верных соратников Джея Кука во времена Гражданской войны. Они получили требования в размере полутора миллионов долларов в первые пятнадцать минут после открытия и сразу же закрылись. Их банкротство приписывали тесной связи с железнодорожными предприятиями «Сентрал Пасифик» и «Чипсейк энд Огайо» Коллиса П. Хантингтона. Последовало массовое изъятие вкладов из «Фиделити Траст Компани». Новости об этих событиях, а также о банкротствах в Нью-Йорке, публикуемые на бирже, только укрепили позиции Каупервуда; теперь он продавал по максимальной цене и покупал по минимальной на плавно снижающемся рынке. К двенадцати часам он подсчитал, что вместе с помощниками заработал сто тысяч долларов, а к трем часам – еще двести тысяч. В интервале между тремя и семью часами он занимался тонкой настройкой своих операций, а после семи вечера и до часа ночи, даже не перекусив, собрал всю имеющуюся информацию и изложил свои планы на будущее. В субботу он повторил достижение предыдущего дня, в воскресенье занимался настройкой и подгонкой, а в понедельник – интенсивной торговлей. К трем часам дня в понедельник он прикинул, что за вычетом мелких убытков и неопределенностей он снова стал миллионером и что теперь перед ним открывается ясное и светлое будущее.

Вечером, когда он сидел за столом в своей конторе и глядел на Третью улицу, где по-прежнему суетились брокеры, курьеры и озабоченные вкладчики, он почувствовал, что филадельфийский период его жизни подошел к концу. Он больше не собирался когда-либо и где-либо заниматься брокерским бизнесом. Паника вроде этой и катастрофа после чикагского пожара излечили его от любви к биржевой игре и от теплых чувств к Филадельфии. Здесь он был очень несчастен, хотя раньше бывал здесь и счастлив, а опыт заключения заставил его ясно понимать, что стихия, к которой он раньше мечтал принадлежать, для него неприемлема. После того как он восстановил свои дела в Филадельфии, здесь больше нечего было делать. Он был помилован после отсидки за преступление, которое, как он надеялся объяснить людям, никогда не совершал, но теперь настала пора оставить этот город и открыть для себя новый мир.

– Пора покончить с этим, – сказал он себе. – Я отправляюсь на Запад и займусь каким-нибудь другим делом.

Он думал о трамвайных линиях, земельных спекуляциях, большом производственном проекте любого рода, даже о добыче руды, но только на законной основе.

– Я выучил урок, – снова сказал он себе, поднявшись на ноги и приготовившись уходить. – Я так же богат, как раньше, только стал немного старше. Однажды меня поймали, но больше этого не случится.

Он побеседовал с Уингейтом и посоветовал ему придерживаться избранной линии. Он даже намекнул, что сам собирается следовать ей со всевозможной энергией, но все это время у него в голове вертелась неотступная мысль: «Я миллионер. Я свободный человек. Мне всего лишь тридцать шесть лет, и будущее открыто передо мной».

С этой мыслью он отправился к Эйлин, чтобы строить планы на будущее.

Всего лишь три месяца спустя пассажирский поезд, спешивший через горы Пенсильвании и равнины Огайо и Индианы, привез в Чикаго некоего честолюбивого финансиста, который, несмотря на молодость, богатство и завидную энергию, был погружен в серьезные и сдержанные размышления о том, что ему готовит будущее. На Западе, как он и рассчитывал перед отъездом, таилось много возможностей. Недавно он изучил сводки нью-йоркской клиринговой палаты, состояние банковских балансов и поставки золота и убедился, что огромное количество этого металла доставляется в Чикаго. Он хорошо разбирался в финансах. Значение поставок золота было очевидным. Где есть деньги, там есть и торговля, а вместе с ней и оживленная, процветающая жизнь. Он хотел ясно убедиться, что мир может предложить ему.