Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Все в порядке, – сказал он и неуверенно огляделся по сторонам. – Я готов.

Он вышел в коридор, почти не удостоив свою камеру прощального взгляда, и обратился к Бонхэгу, который был глубоко опечален потерей такого выгодного клиента:

– Уолтер, я прошу вас присмотреть за тем, чтобы некоторые вещи отправили ко мне домой. Вы можете забрать стул, часы, зеркало и картины, – в сущности, все, кроме моего белья, бритвы и туалетных принадлежностей.

Этот акт благотворительности немного утешил расстроенного Бонхэга. Они вошли в кабинет тюремного регистратора, где Каупервуд с немалым облегчением избавился от тюремной одежды. Грубые башмаки были давно заменены его собственной парой хорошей обуви. Он надел котелок и серое пальто, которое носил год назад, и объявил о своей готовности. У входа в тюрьму он повернулся и бросил последний взгляд на железную дверь, ведущую в сад.

– Не жалеешь об уходе, Фрэнк? – с любопытством поинтересовался Стэджер.

– Нет, – ответил Каупервуд. – Я думал о другом. Это была лишь видимость, не более того.

Через минуту они были у внешних ворот, где Каупервуд пожал руку привратнику. Затем они сели в экипаж перед большой, массивной аркой в готическом стиле. Тяжелые ворота захлопнулись за ними, и они уехали прочь.

– Ну, вот и конец, Фрэнк, – весело заметил Стэджер. – Теперь это уже не вернется.

– Да, – отозвался Каупервуд. – Лучше видеть, как это уходит, а не приходит.

– Думаю, нам нужно как-то отметить это событие, – сказал Уолтер Лейф. – Не стоит сразу же везти Фрэнка домой. Почему бы нам не отправиться в «Гринс»? Это хорошая мысль.

– Лучше не надо, если не возражаете, – с чувством произнес Каупервуд. – Мы соберемся немного позже. Сейчас я хочу попасть домой и переодеться.

Он думал об Эйлин и детях, о своих родителях и о будущем. Теперь жизнь значительно расширит свои дали, он был уверен в этом. За эти тринадцать месяцев он многое узнал, как нужно заботиться о себе. Он собирался встретиться с Эйлин и выяснить, что она думает об их будущем и о жизни в целом. Он собирался возобновить финансовые операции и подключиться к делам, которые вел с «Уингейт и Кº». Он собирался снова получить место на бирже через своих друзей; ради того чтобы избежать предубежденного отношения со стороны людей, которые не захотят вести дела с бывшим заключенным, он собирался действовать в качестве внешнего агента и простого брокера для «Уингейт и Кº». Его фактический контроль над ситуацией будет негласным и недоказуемым. Теперь осталось дождаться важного движения на рынке – биржевого обвала или чего-то в этом роде. Тогда он покажет миру, кто на самом деле является неудачником.

Они высадили Каупервуда перед небольшим коттеджем его жены, и он энергично зашагал в сгущавшихся сумерках.

Восемнадцатого сентября 1873 года в пятнадцать минут первого солнечным осенним днем в Филадельфии произошла одна из самых ошеломительных финансовых трагедий, которую видел мир с момента своего возникновения. Банковский дом «Джей Кук и Кº», ведущая финансовая организация в Америке со штаб-квартирой в доме 114 на Третьей улице в Филадельфии с филиалами в Нью-Йорке, Вашингтоне и Лондоне, приостановил свои операции. Те, кто кое-что знает о финансовых кризисах в Соединенных Штатах, хорошо понимают значение последующей паники. Во всех исторических справочниках о ней говорится как о «панике 1873 года», а всеобщий хаос и разорение вслед за ней было беспрецедентным в американской истории.

В то время Каупервуд, снова служащий брокером (якобы агентом брокера), вел дела на Третьей улице и представлял на бирже контору «Уингейт и Кº». За шесть месяцев, прошедших после освобождения из Восточной тюрьмы, он потихоньку налаживал финансовые, пусть и не открыто дружественные связи с теми, кто знал его раньше.

Кроме того, контора «Уингейт и Кº» процветала уже в течение некоторого времени, но лишь знающие люди понимали, кому она обязана своим процветанием. Для виду Каупервуд жил со своей женой в маленьком доме на Двадцать Первой улице. На самом деле он занимал холостяцкую квартиру на Пятнадцатой улице, куда время от времени наведывалась Эйлин. Разлад между ним и его женой уже был известен всей семье, и хотя предпринимались некоторые слабые попытки уладить дело миром, из этого не вышло ничего хорошего. Невзгоды последних двух лет настолько приучили его родителей ожидать неожиданного, что, несмотря на первоначальное изумление, это не потрясло их так сильно, как могло бы случиться несколько лет назад. Они были слишком напуганы жизнью, чтобы бороться с ее странностями. Они могли лишь молиться и надеяться на лучшее.

С другой стороны, семья Батлеров, или то, что от нее осталось, была равнодушна к поведению Эйлин. Братья игнорировали ее, как и Нора, которая теперь все знала, а ее мать настолько увлеклась религией и скорбными думами об утрате супруга, что вообще не следила за жизнью Эйлин. Кроме того, Каупервуд и его возлюбленная вели себя гораздо осмотрительнее, чем раньше. Они тщательно рассчитывали свои перемещения по городу, хотя это никак не влияло на их отношения. Каупервуд думал о переезде на Запад. После некоторого улучшения своего материального положения, когда у него будет капитал примерно в сто тысяч долларов, он собирался отправиться в бескрайнюю прерию, о которой так много слышал, – в Чикаго, Фарго, Дулут, Сиу-Сити, которые тогда считались в Филадельфии и восточных штатах будущими великими центрами городской жизни, – вместе с Эйлин. Хотя проблема брачных отношений с ней оставалась неразрешимой до того, как миссис Каупервуд даст ему официальное согласие на развод, это соображение не останавливало ни его, ни Эйлин. Единственное, что мог поделать Каупервуд, – это взять Эйлин с собой и надеяться на то, что время и его долгое отсутствие позволят его жене изменить свое мнение.

Пресловутая паника, обозначившая важную перемену в карьере Каупервуда, была одним из тех феноменов, которые естественным образом возникают из оптимизма американского народа и неудержимого прогресса страны. Ее источником были престиж и честолюбие Джея Кука, чьи деловые способности и последующие успехи были связаны с Филадельфией и который тогда стал ведущим финансистом того времени. Здесь будет бесполезно пытаться проследить восхождение этого человека к вершине власти и богатства; достаточно будет сказать, что его предложения и методы, которые он предложил американскому правительству в дни тяжких испытаний, помогли собрать деньги для продолжения борьбы с Югом. После Гражданской войны этот человек, который построил колоссальный банковский бизнес в Филадельфии с филиалами в Нью-Йорке и Вашингтоне, некоторое время пребывал в поиске какого-нибудь важного предприятия, конструктивной работы, достойной его гения. Война закончилось; единственным, чем оставалось заниматься, были мирные финансовые операции, и величайшие финансовые предприятия в Америке были связаны со строительством трансконтинентальных железных дорог. «Юнион Пасифик», основанная в 1860 году, уже находилась в завершающей стадии строительства; Северо-Тихоокеанская и Южно-Тихоокеанская железные дороги были мечтами, созревавшими в новаторских умах. Великим достижением представлялось соединение берегов Атлантического и Тихого океанов стальными рельсами для консолидации расширенного и упроченного союза штатов или создание огромного горнодобывающего проекта для пополнения запасов золота и серебра. Строительство железных дорог было главнейшей задачей, и акции железнодорожных компаний были самыми ценными и важными на каждой бирже в Америке. В Филадельфии шла свободная торговля акциями. Были люди, достигшие богатства и славы на операциях с этими бумагами, и такие гиганты, как Корнелий Вандербильт, Джей Гоулд, Дэниэл Дрю, Джеймс Фиш и другие на Востоке и Фэйр, Крокер, У. Р. Херст и Коллис П. Хантингтон на Западе, уже поднимали головы. Среди самых пламенных мечтателей из этого списка находился и Джей Кук, который, без хищной сноровки Гоулда или практических знаний Вандербильта жаждал опоясать северные пределы Америки лентой из стали, которая будет ему вечным памятником.