Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Не знаю, что и думать, – угрюмо сказал он. – Стефани, я не хочу ссориться с тобой из-за того, что ты сказала мне правду. Но, пожалуйста, больше не обманывай меня. Ты замечательная девушка, и я могу много для тебя сделать, если ты мне позволишь. Ты уже могла убедиться в этом.

– Я не обманываю тебя, – устало отозвалась она. – Надо думать, ты уже мог бы заметить это.

– Я верю тебе, – продолжал он, пытаясь отмахнуться от собственного здравого смысла. – Но у тебя очень вольный и своеобразный образ жизни.

«Пожалуй, я слишком много болтаю», – подумала Стефани.

– Я очень люблю тебя, и ты много для меня значишь. Это правда. Не изменяй мне. Не увлекайся этими балбесами – они недостойны тебя. Скоро я добьюсь развода, и тогда мы поженимся.

– Но я не увлекаюсь ими в том смысле, в каком ты думаешь. Они для меня не более чем простое развлечение. Ну, конечно, они мне нравятся. Лэйн Кросс по-своему очень милый, и Гарднер Ноулз тоже. Они все добры ко мне.

Каупервуд снова вскипел, когда она называла Лэйна Кросса «очень милым». Ему было неприятно, но все же он совладал с собой.

– Ты дашь мне слово, что у тебя не будет ничего серьезного с этими мужчинами, пока мы вместе? – Он почти умолял, что было крайне странно для него. – Я не хочу делить тебя ни с кем. Я этого не потерплю. Мне все равно, что ты совершила в прошлом, но я не хочу, чтобы ты была неверной в будущем.

– Разумеется, я не буду. Но если ты не веришь мне… О Боже!

Она тяжело вздохнула, и лицо Каупервуда омрачилось от хорошо скрываемой, но невольной ревности и подозрения.

– Вот что я тебе скажу, Стефани. Сейчас я верю тебе. Я собираюсь поверить тебе на слово. Но если ты изменишь мне и я узнаю об этом, то немедленно расстанусь с тобой. Я не собираюсь делить тебя ни с кем. Чего я не могу понять, так это почему ты готова на эти интрижки, если в самом деле любишь меня? Неужели тобою движет только страсть к представлениям?

– Ты снова хочешь поссориться со мной? – простодушно спросила она. – Ты не веришь, когда я говорю, что люблю тебя?

Актерские таланты пришли ей на выручку, и она бурно разрыдалась.

Каупервуд заключил ее в объятия.

– Ну, не надо, – приговаривал он. – Правда, я верю тебе. Думаю, я тебе не безразличен. Просто я не хочу, чтобы ты порхала как мотылек над горячей лампой, Стефани.

Эта размолвка закончилась временным перемирием.

В то же время мысль как-то упорядочить отношения с мужчинами, чтобы избежать разлада с Каупервудом, даже не приходила в голову Стефани. Никому не стоило ссориться с ней. Она представляла собой нестабильное химическое соединение, артистичное до мозга костей, непонятое и оставленное без должного внимания членами ее семьи. Ее интерес к Каупервуду, к его силе и способностям, был неподдельным. Но таким же был ее интерес к Форбсу Гарни и к поэтической ауре, окружавшей его. Она с любопытством глядела на него при каждой встрече, и, окончательно убедившись в его застенчивости, решила соблазнить его. Она ощущала его одиночество, его бедность и подавленность, и природное женское сочувствие подталкивало ее быть нежной с ним.

Она без труда достигла цели. Однажды вечером, когда все они вышли на прогулку по озеру на одномачтовой яхте Блисса Бриджа, Стефани и Форбс Гарни сидели на носовом отсеке и смотрели на серебристую луну, светившую над головой. Остальные находились на корме, откуда доносилось пение и взрывы смеха. Всем было совершенно ясно, что Стефани увлеклась Форбсом Гарни, и поскольку он был очаровательным юношей, а она своевольной девицей, никто не мешал им, если не считать беззлобных шуток в их адрес. Гарни, новичок в искусстве любви и ухаживания, просто не знал, с чего начать и что думать о свалившейся на него удаче. Он рассказал Стефани о своем детстве посреди пшеничных полей Миннесоты, куда его семья переехала из Огайо, когда ему было три года, и о том, с какую тяжелую работу ему приходилось делать. Он рассказывал, как не раз на него снисходило вдохновение во время полевых работ, и тогда он укрывался под деревом, чтобы записать стихи без всякой правки, как он наблюдал за птицами или помечтал о поступить в колледж в Чикаго. Она мечтательно смотрела на него, и ее смуглая кожа отливала бронзой в лунном свете, ее черные волосы странно отсвечивали в голубоватом лунном сиянии. Форбс Гарни, чувствительный к красоте во всех ее проявлениях, наконец осмелился прикоснуться к ее руке, знавшей прикосновения Ноулза, Кросса и Каупервуда, и она затрепетала от вожделения. Это мальчик был таким ласковым! Светлые кудрявые волосы придавали ему невинность юного греческого божества. Она не двигалась и ждала, когда он позволит себе нечто большее.

– Хотелось бы мне рассказать вам о моих чувствах, – хрипло произнес он.

Она накрыла ладонью его руку.

– Ах, мой дорогой!

Тогда он понял, что может все, и едва не задохнулся от восторга. Он погладил ее руку, потом обнял за талию, потом осмелился поцеловать смуглую щеку, уже подставленную для поцелуя. Она картинно склонила голову ему на плечо, и он принялся бормотать всякую чепуху: какая она дивная и талантливая, какая замечательная! С ее точки зрения, это могло закончиться единственным возможным образом. Она заманила его к себе домой и отвела в верхнюю гостиную, где они рассматривали ее книги, а потом она пела ему. Когда она оказалась в его объятиях, все остальное произошло так, как можно было предположить. Он узнал, что она не девственница.

Между тем Каупервуд занимался устройством силовых станций, огромных буровых машин, проблемой шкалы заработной платы для двух тысяч рабочих, которые уже грозили устроить забастовку, укреплением и оснащением туннеля на Ласаль-стрит и транспортной петлей на Манро-стрит, Дирборн-стрит и Рэндольф-стрит, хотя его мысли постоянно возвращались к тому, чем занимается в это время Стефани Плэтоу. Ему удавалось лишь время от времени встречаться с ней. От него не ускользнуло, что, после того как он узнал о ее друзьях и местах, где она часто бывала, Стефани почти перестала упоминать имена Гарднера Ноулза, Лэйна Кросса и Форбса Гарни, зато чаще рассказывала о Джорджии Тимберлейк и Этель Такерман. Откуда эта внезапная скрытность? Однажды она сказала о Форбсе Гарни, что «милому бедняжке приходится очень тяжело, он одевается совсем не так хорошо, как следовало бы». Сама Стефани, благодаря подаркам Каупервуда, в те дни выглядела блистательно. У нее было достаточно денег, чтобы пополнять гардероб в соответствии со своими вкусами.

– Почему бы не прислать его ко мне? – спросил Каупервуд. – Я мог бы подыскать ему какую-нибудь работу. Он с радостью назначил бы этого юнца на такую должность, где было бы удобно присматривать за его передвижениями. Однако мистер Гарни так и не обратился к нему, а Стефани перестала сетовать на его бедность. После того как в июне Каупервуд подарил ей двести долларов, он случайно встретил ее в компании Гарни на Вашингтон-стрит. Мистер Гарни, бледный и приятный на вид, был прекрасно одет и носил заколку для галстука, некогда принадлежавшую Стефани. Она ничуть не смутилась. Вскоре Стефани проговорилась, что Лэйн Кросс, уехавший на лето в Нью-Хэмпшир, оставил ей студию. Каупервуд решил установить наблюдение за этой студией.