Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

И все же в силу его характера – сердечного, страстного, вкрадчивого, – который, по сути, был духом плейбоя, не имевшего ни малейшего намерения по-новому обустроить ее жизнь, она теперь горевала о тщетности этого любовного увлечения, которое вело в никуда и которое, по всей вероятности, навсегда отдалило от нее Каупервуда. Внешне он по-прежнему был радушным и дружелюбным, но их отношения теперь были отмечены ощущением крупной ошибки и неопределенности, которое для Эйлин обернулось душевной пыткой. Теперь она, чья верность никогда не подвергалась сомнению, совершила великий грех перед собой. Теперь все изменилось. Суть его измен была достаточно простой, но тот способ, с помощью которого она изменила ему из-за уязвленного самолюбия, был чем-то совершенно иным. Чем бы ни считалась женская верность – прирожденным свойством или результатом изменений в обществе, – она является традиционной для большинства разумных людей, и, кстати, сами женщины открыто поддерживают ее. Каупервуд ясно понимал, что Эйлин изменила ему не потому, что она разлюбила его и полюбила Линда, а потому что была глубоко оскорблена его поведением. Эйлин знала, что он понимает это. С одной стороны, это приводило ее в ярость и заставляло восставать против него, а с другой, ей было горько думать, что она бесцельно согрешила, подорвав его доверие к ней. Теперь он был волен поступать как угодно. Она лишилась главной аргумента для его сочувствия – своего оскорбленного достоинства, выпустив его из рук, как бесполезное оружие. Гордость не позволяла ей говорить ему об этом, но его спокойное и терпимое отношение к ее измене было невыносимо для нее. Его улыбки, его снисходительность и беззлобные шутки она воспринимала как ужасное оскорбление.

В довершение ко всему, она уже начала ссориться с Линдом из-за своего нерушимого уважения к Каупервуду. С привычным самомнением космополита Линд полагал, что она должна всецело подчиниться его воле и забыть о своем замечательном муже. В его обществе она держалась непринужденно, изображая интерес и восхищение, но делала это больше от обиды на пренебрежение Каупервуда, нежели от подлинной страсти к Линду. Несмотря на ее деланный гнев, язвительные реплики и критические замечания каждый раз, когда всплывало имя Каупервуда, она безнадежно любила его и ощущала душевное сродство с ним, и вскоре Линд стал догадываться об этом. Такое открытие крайне неприятно для человека, который считает себя неотразимым для женщин. Оно сильно уязвляло его гордость.

– Ты все еще любишь его, не так ли? – однажды спросил он с иронией. Они обедали в отдельном кабинете в ресторане Кинсли, и Эйлин, в платье из зеленой парчи, которое было ей к лицу, сразу покраснела, что сделало ее еще более привлекательной. Линд предложил ей найти удобный предлог, чтобы отправиться с ним в Европу на три месяца, но она не хотела и слышать об этом. Она не смела так поступить. Это создало бы впечатление, что она навсегда рассталась с Каупервудом и дало бы ему превосходный предлог для развода с ней.

– Дело вовсе не в этом, – заявила она. – Я просто не хочу уходить от него. Я не могу, потому что еще не готова. Это всего лишь твоя прихоть. Ты устал от Чикаго, потому что весна никак не наступит. Поезжай один, и я буду здесь, когда ты вернешься, или, возможно, присоединюсь к тебе позже. – Она улыбнулась.

Линд мрачно посмотрел на нее.

– Проклятье! – произнес он. – Я знаю, что с тобой такое. Ты по-прежнему липнешь к нему, хотя он обходится с тобой хуже, чем с собакой. Ты делаешь вид, будто не любишь его, хотя на самом деле ты без ума от него. Думаешь, я не вижу? Тебе просто наплевать на меня. Ты не можешь ехать, потому что потеряла голову из-за него.

– Ох, заткнись! – воскликнула Эйлин, сильно раздраженная его нападками. – Ты говоришь как идиот. Я не потеряла голову из-за него, но восхищаюсь им. Как ты не понимаешь? (Разумеется, в то время имя Каупервуда гремело по всему городу.) Он выдающийся человек. Он никогда не поднимал руку на меня. Он настоящий мужчина. В отличие от некоторых.

К этому времени Эйлин достаточно хорошо узнала Линда, чтобы мысленно критиковать его за праздное безделье, не приложившего никаких усилий для получения денег, которые он проматывает, и даже открыто намекала на это. Ей не хватало понимания, как условия жизни влияют на характер, но постоянные предпринимательские идеи Каупервуда и его коммерческие успехи наряду с типичным для того времени презрением к безделью в Америке выставляли Линда в довольно неблагоприятном свете.

При этом выпаде лицо Линда омрачилось еще сильнее.

– Иди ты к дьяволу, – отрезал он. – Я вообще не понимаю тебя. Иногда ты ведешь себя так, словно любишь меня, а в другое время ты думаешь только о нем. Давай так: либо ты любишь меня, либо нет. Что ты выберешь? Если ты настолько без ума от него, что не можешь хотя бы на месяц уехать из дома, то тебе определенно нет дела до меня.

Благодаря долгому опыту совместной жизни с Каупервудом Эйлин во всех отношениях была неровней для Линда. Она боялась расстаться с ним: у нее не осталось бы никого, кто разделил бы ее чувства. И он ей нравился, он был светлым пятном посреди ее горестей, по крайней мере до сих пор. Однако знание того, что Каупервуд рассматривал этот роман как позорное пятно на ее изначальном единстве с его целями, тяжко давило на нее. При мысли о нем и о всей своей беспокойной и тягостной жизни она чувствовала себя очень несчастной.

– К черту! – раздраженно повторил Линд. – Оставайся, если тебе так хочется. Я не буду пытаться переубедить тебя, даже не думай об этом.

Они и в дальнейшем продолжали ссориться из-за его предложения, и, хотя в конце концов заключили перемирие, оба чувствовали, что дело движется к самой неблагополучной развязке.

Однажды утром вскоре после этого разговора Каупервуд, находившийся в хорошем расположении духа и довольный состоянием своих дел, вошел в комнату Эйлин, как он еще иногда делал, для завершения своего туалета и пожелания хорошего дня.

– Ну, вот, – оживленно заметил он, стоя перед зеркалом и поправляя воротничок и узел галстука. – Как продвигаются твои дела с Линдом? Надеюсь, все замечательно?

– Ох, катись к дьяволу! – вспыхнула Эйлин, борясь со смешанными чувствами, которые постоянно мучили ее. – Если бы не твое поведение, то не было бы никакого повода задавать эти дурацкие вопросы! У нас все хорошо, что бы ты ни думал об этом. Он такой же мужчина, как и ты, если не лучше. Он мне нравится. По крайней мере, он любит меня, чего нельзя сказать о тебе. Какое тебе дело до моей жизни? Тебе нет никакого дела до меня, так зачем говорить об этом? Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

– Эйлин, Эйлин, что это за манеры! Не нужно так бушевать. Я не имел в виду ничего особенного. Мне жаль себя точно так же, как и тебя. Я же говорил тебе, что совсем не ревную. Тебе кажется, что я осуждаю тебя, но ничего подобного. Я понимаю твои чувства, так что все в порядке.