Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Мистер Сласс вернулся к своему стулу, но не смог сесть. Он пошел за своим сюртуком, снял его с вешалки, повесил обратно, снова снял, объявил по телефону, что он не будет никого принимать в ближайшие часы, и покинул здание через потайной выход. Усталый и озабоченный, он проходил по оживленной Норт-Кларк-стрит и размышляя о том, что он может предпринять. Иногда мир был таким грубым и жестоким! Его жена, его семья, его политическая карьера… Он не мог по доброй воле утвердить какие-либо привилегии для мистера Каупервуда – это было бы аморально, бесчестно и вызвало бы скандал на весь город. Мистер Каупервуд был злостным посягателем на общественное благополучие. Но в то же время он категорически не мог отказать ему, ибо миссис Брэндон, очаровательное и легкомысленное существо, явно играла на руку Каупервуду. Если бы только он мог встретиться с ней, то мог бы что-то вымолить, припав к ее стопам, но где она теперь? Он уже несколько месяцев не встречался с ней. Может быть, пойти к Хэнду и во всем признаться? Но Хэнд тоже был жестким, холодным и высоконравственным человеком. О господи! О господи! Он думал и гадал, он вздыхал – и все без толку.

Можно было лишь пожалеть бедного мирянина, пойманного в тиски моральных принципов. Возможно, в другой стране и в другие времена такая ситуация могла бы разрешиться не столь бедственно для мистера Сласса и не столь благоприятно для мистера Каупервуда. Но здесь, в Соединенных Штатах, и особенно в Чикаго, все обратилось против него, и он хорошо понимал это. Что подумают избиратели из Лейк-Вью, что подумает его пастор, что подумает Хэнд со своими моральными приверженцами – увы, все это были ужасные и неотвратимые последствия его отступления с пути добродетели.

В четыре часа дня мистер Сласс все еще бродил среди метели, проклиная себя за глупость и беспринципность, а Каупервуд, подписывая документы, глядел на огонь в камине и гадал, сочтет ли мэр благоразумным посетить его контору. Наконец дверь отворилась, и одна из хорошеньких секретарш объявила о прибытии мистера Чэффи Тейера Сласса. Мэр тяжелой поступью вошел в кабинет сгорбившийся, подавленный, совсем не похожий на того человека, который так задорно и вызывающе разговаривал по телефону несколько часов назад. Морозная погода, промозглый холод и долгие размышления о неотвратимых фактах и событиях привели его в сильно подавленное расположение духа. Это сказалось на его облике, и мэр Сласс казался похудевшим и ниже ростом, чем обычно. Каупервуд видел его выступающим на разных политических трибунах, но не был лично знаком с ним. При виде расстроенного мэра он учтиво поднялся с места и указал ему на стул.

– Садитесь, мистер Сласс, – дружелюбно сказал он. – Сегодня ненастный денек, верно? Полагаю, вы пришли ко мне в связи с вопросом, который мы обсуждали сегодня утром?

Его сердечность была достаточно искренней. Одна из врожденных черт характера Каупервуда, несмотря на все его хитроумие и безжалостность, состояла в том, что он не пользовался преимуществом над телом поверженного врага. В миг победы он неизменно был вежливым, учтивым и даже признательным, и теперь он искренне сочувствовал мэру.

Мистер Сласс положил свою шляпу и произнес напыщенным тоном, как с ним бывало в моменты крайней необходимости:

– Как видите, я здесь, мистер Каупервуд. Чего именно вы хотите от меня?

– Уверяю вас, мистер Сласс, ничего неразумного, – отозвался Каупервуд. – Сегодня утром ваш тон показался мне грубоватым, а поскольку мне всегда хотелось откровенно побеседовать с вами, я избрал такой способ. Мне хотелось бы сразу разубедить вас: я не собираюсь бесчестно обойтись с вами. В данный момент я не намерен публиковать вашу переписку с миссис Брэндон. (При этих словах он достал из ящика стола пачку писем, в которой мэр сразу же опознал страстные послания его милой Клаудии, и мистер Сласс издал слабый стон при виде этих убийственных улик.) Я не пытаюсь разрушить вашу карьеру, – продолжал Каупервуд. – И я не имею желания принуждать вас к чему-либо, что потребовало поступиться вашей совестью. Позвольте сказать, эти письма достались мне случайно. Я не стремился получить их. Но, поскольку они находятся у меня, я решил, что могу упомянуть о них как о причине для откровенного разговора и компромисса между нами.

Каупервуд не улыбался, но лишь задумчиво смотрел на Сласса. Потом, как будто свидетельствуя о правоте сказанного, он постучал пачкой писем по столу, доказывая их реальность.

– Да, – угрюмо произнес мистер Сласс. – Я понимаю.

Он просмотрел на небольшую, но плотную пачку писем, пока Каупервуд деликатно отвернулся в сторону. Потом посмотрел на пол и на свои туфли. Потер руки и похлопал по коленям. Каупервуд видел глубину его падения и поспешил на помощь.

– Ну же, мистер Сласс, – доброжелательно произнес он, – не стоит расстраиваться; все не так грустно, как вы думаете. Я прямо сейчас могу дать слово, что от вас не понадобится никакой кривды. Вы – мэр Чикаго, а я простой горожанин. Я собираюсь играть по справедливости. Сейчас я прошу вас дать мне лишь честное слово, что с этих пор вы не будете принимать участие в драке, затеянной из чистой неприязни ко мне. Если вы не в состоянии добросовестно помочь мне в том, что я считаю совершенно законным требованием о дополнительных концессиях, то, по крайней мере, вы можете воздержаться от публичных нападок на меня. Я положу эти письма в сейф, где они останутся до конца следующей кампании, а потом уничтожу их. У меня нет никаких личных чувств против вас – вообще никаких. Я не прошу вас подписывать постановления городского совета, дающие мне право на строительство надземных дорог. Я лишь хочу, чтобы вы временно воздержались от любых попыток возбудить общественное мнение против меня, особенно если совет сочтет возможным преодолеть ваше вето по данному вопросу. Это вас устраивает?

– А мои друзья? А горожане? А республиканская партия? – нервно залепетал Сласс. – Разве вы не понимаете, чего они от меня ожидают?

– Нет, не понимаю, – сухо отозвался Каупервуд. – И в любом случае есть разные способы проведения общественной кампании. Если хотите, предпринимайте все формальные меры, но не слишком усердствуйте. И консультируйтесь с моими юристами каждый раз, когда они будут обращаться к вам. Судья Диккеншитс – честный и разумный человек. То же самое можно сказать о генерале Ван Сайкле. Почему бы вам не советоваться с ними, разумеется, не публично, а в конфиденциальной обстановке? Вы обнаружите, что это весьма полезные люди.

Каупервуд изобразил поощрительную, вполне доброжелательную улыбку, и Чэффи Тейер Сласс, чьи политические надежды внезапно угасли, некоторое время сидел в раздумье, печальная и обессиленная жертва чужой воли.