Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Но, Фрэнк, у меня нет лишнего полумиллиона долларов. И вы говорите, что «Американская спичка» готова к банкротству.

– Я знаю, что у вас их нет, но выпишите чек на «Чикагскую трастовую компанию», и Эддисон погасит его. Потом перешлите мне эти акции и забудьте обо всем. Я сделаю все остальное. Но ни при каких обстоятельствах не упоминайте мое имя и не проявляйте особого энтузиазма. Не более ста двадцати за акцию или меньше, если вы сможете добиться этого. Вы поняли меня, верно?

– Совершенно верно.

– Если у вас будет время, загляните ко мне и дайте знать, как прошло дело.

– Хорошо, – деловым тоном произнес мистер Бэйли.

Потом Каупервуд позвонил мистеру Каффрату по тому же вопросу и связался с Видерой. За сорок пять минут он полностью согласовал маршрут мистера Стэкпула. Ссуда под залог акций предоставлялась по курсу сто двадцать долларов или еще меньше. Чеки нужно было представить немедленно, причем в разные банки, не связанные напрямую с Чикагской трастовой компанией. Каупервуд гарантировал, что эти чеки будут погашены каким-то обходными путями, наличными деньгами или другими способами. Потом, убедившись в совершенстве своего плана и в том, что дружественные банки получили гарантию обеспечения чеков от него или от других людей, он сел и стал дожидаться прибытия своих подручных, чтобы запереть полученные акции в своем личном сейфе.

Четвертого августа 1896 года город Чикаго и весь финансовый мир был потрясен крушением «Американской спички», чьи акции считались одними из надежнейших бумаг на рынке, и последующим банкротством ее владельцев мистера Халла и мистера Стэкпула на общую сумму двадцать миллионов долларов. Уже в одиннадцать утра предыдущего дня чикагские банкиры и брокеры, торговавшие этими бумагами, хорошо понимали, что затевается нечто недоброе. Из-за высокой «защитной» цены этих акций и потребности в наличных деньгах крупные пакеты «Американской спички» со всей страны стали поступать на рынок с надеждой на реализацию до окончательного краха. Вокруг фондовой биржи кипела бурная деятельность, как будто кто-то безжалостно разворошил огромный муравейник. Озабоченные клерки и курьеры суматошно сновали туда-сюда. Брокеры, чей запас акций «Американской спички» якобы исчерпался еще вчера, теперь появились на бирже с раннего утра и по сигналу гонга начали выставлять на продажу крупные пакеты от двухсот до пятисот акций. Разумеется, биржевые агенты Халла и Стэкпула присутствовали на торгах в первых рядах орущей толпы, покупая бумаги по той цене, которую они надеялись удержать. Оба учредителя поддерживали телефонный и телеграфный контакт не только с высокопоставленными лицами, которых они убедили вступить в игру на повышение, но и со своими многочисленными клерками и агентами на бирже. Естественно, в текущих обстоятельствах оба находились в удрученном настроении. Игра больше не развивалась по плавным, широким траекториям, которые характерны для благоприятной биржевой торговли. Прискорбно, но, как и во всех жизненных перипетиях, когда мощные потоки оказываются втиснутыми в узкие и извилистые ущелья, эти два джентльмена теперь занимались мелкими и второстепенными, но оттого не менее душераздирающими вопросами. Где достать пятьдесят тысяч долларов, чтобы выкупить этот пакет акций, неожиданно выброшенный на рынок? Они были похожи на двух бригадиров с минимальным количеством рабочих и материалов, призванных залатать прорыв дамбы, через которой хлестали неуправляемые воды.

В одиннадцать часов мистер Финеас Халл поднялся со стула, стоявшего перед массивным красного дерева столом, и повернулся к партнеру.

– Вот что я тебе скажу, Бен, – произнес он. – Боюсь, мы этого не переживем. Мы позакладывали столько этих акций по всему городу, что теперь толком не разобрать, кто что там делает. Я совершенно уверен, что кто-то, не могу сказать, кто именно, обманул нас и вышел на рынок. Как думаешь, может быть, это Каупервуд или кто-то из тех, к кому он нас направил?

Стэкпул, измотанный переживаниями последних нескольких недель, раздраженно ответил:

– Откуда мне знать, Финеас? Но я так не думаю. Я не заметил никаких признаков того, что они склонны к играм на бирже. Так или иначе, нам нужно было получить хоть какие-то деньги. Теперь каждый из этой шайки готов струсить в любой момент и выбросить свой пакет. Ясно, что мы угодили в передрягу.

Уже в сороковой раз за день он одернул слишком тесный воротничок и подтянул рукава рубашки. В комнате было душно, поэтому он сидел без пиджака и жилета. Тут зазвонил телефон мистера Халла, соединявший его с брокерской конторой на бирже, и последний быстро взял трубку.

– Ну, что? – раздраженно бросил он.

– Две тысячи акций «Американской спички» выставлены по двести двадцать! Мне выкупить их?

Звонивший находился на виду у другого человека, который стоял у ограды брокерской галерки над «ямой» – центральным залом фондовой биржи – и мог мгновенно передать полученный сигнал человеку внизу. Поэтому «да» или «нет» мистера Халла привело бы к почти моментальному совершению биржевой сделки.

– Что ты об этом думаешь? – спросил Халл у Стэкпула, прикрыв трубку ладонью и сильнее обычного опустив правое веко. – Еще две тысячи на выкуп! Как думаешь, откуда они поступают?

– Дно пробито, и этим все сказано, – тяжело отозвался Стэкпул. – Мы не можем сделать невозможное. Но все же я скажу: держи курс на двести двадцать до трех часов дня. Потом мы сообразим, куда мы попали и сколько мы должны. Между тем я посмотрю, что еще можно сделать. Если банки не помогут и Арнил с компанией захочет надавить сверху, то мы банкроты, но, богом клянусь, не раньше, чем я предприму еще одну попытку! Скорее всего, они нам не помогут, но…

По правде говоря, мистер Стэкпул не видел, что можно предпринять, если господа Хэнд, Шрайхарт, Меррилл и Арнил не будут готовы рискнуть новыми деньгами, но его угнетала мысль, что они с Халлом будут тонуть без малейшей надежды на спасение. Он обратился к Каффрату, Видере и Бэйли, но те были тверже алмаза. Обдумывая, что еще можно сделать, Стэкпул надел широкополую соломенную шляпу и вышел на улицу. В тени было более тридцати градусов. От гранитных и асфальтовых тротуаров поднимался сухой жар, как в турецкой бане. Солнце свирепо светило в молочно-голубом небе, и его отблески играли на стенах высоких зданий.

Мистер Хэнд, находившийся на седьмом этаже в своем кабинете в Рукери-Билдинг, тоже страдал от жары, но гораздо в большей степени – от расстройства в мыслях. Хотя он не был алчным, финансовые потери все равно доставляли ему страдания. Сколь часто ему приходилось видеть, как случай или неверный расчет отправлял сильных и доблестных мужей на свалку! После того, как его жена изменила ему с Каупервудом, он не испытывал никакого интереса к жизни, кроме своих огромных финансовых активов и прибыльных инвестиций в полусотню компаний. Но они должны окупаться, окупаться и еще раз окупаться в виде процентов дохода, и мысль, что одна из этих инвестиций потерпит крушение или оставит пробоину в его состоянии, доставляла ему почти физическое страдание и беспокойство, нечто вроде душевной тошноты, целыми днями не покидавшей его, пока он не преодолевал свои трудности. В сердце мистера Хэнда не было места для неудачи.