Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Жизнь стремится к высотам драматизма, а потому в конфликте из-за материальных ценностей для творческой души на первое место всегда выходит концепция идеала. Именно поэтому вечно горят сигнальные костры Трои, грохочут конские копыта при Арбеле и гремят пушки при Ватерлоо. На кону стояли идеалы: мечты одного человека против высших устремлений города, государства, народа – и шатание демократии, ощупью пытающейся встать на ноги. В этом конфликте, происходившем на сцене еще недавно захолустного сельского штата, где мужчины были клоунами и невеждами, скрипачами на сельской ярмарке, с точки зрения губернатора, идеалы одного человека столкнулись с идеалами множества людей.

После напряженного размышления губернатор Суонсон решил наложить вето на законопроект. Каупервуд, как всегда неунывающий, верный своей логике и концепции личности, был настроен перевернуть все мешающее ему достичь победы и наконец взойти на трон, воздвигнутый собственными руками. Проведя свою инициативу через ряд законодательных комитетов, на каждом этапе попадавшего под огонь прессы, он отправил нескольких человек – местных законодателей и членов других корпораций – для встречи с губернатором, но Суонсон был непреклонен. Он просто не представлял, как может добросовестно одобрить этот законопроект. Однажды, когда он сидел в своем кабинете в Чикаго – в комнате, расположенной в том самом злополучном здании, которое угрожало ему разорением и было причиной его постоянной тревоги и уныния, – к нему пришел элегантный и обаятельный судья Диккеншитс, занимавший пост старшего советника в трамвайной компании Северного Чикаго. Огромного роста, с гладким холеным лицом и жестким, но располагающим взглядом, он слыл философом и резонером. Суонсон был наслышан о его делах и репутации, хотя они были едва знакомы.

– Как поживаете, губернатор? Очень рад снова видеть вас. Я узнал о вашем возвращении в Чикаго и прочитал в утренних газетах, что к вам поступил законопроект Саутхэка о создании общественной комиссии. Поэтому я решил заглянуть к вам и, если не возражаете, сказать несколько слов по этому поводу. Последний три недели я пытался добраться до Спрингфилда и немного побеседовать с вами, прежде чем вы примете то или иное решение. Вы не против, если я поинтересуюсь, решили ли вы заблокировать этот законопроект?

Бывший судья, от которого исходил тонкий запах парфюма, чисто выбритый и дружелюбно улыбавшийся, имел при себе черный портфель, который он поставил на пол рядом с собой.

– Да, судья, – ответил Суонсон. – Я практически решил наложить вето. Не вижу оснований для поддержки этой инициативы. Насколько я вижу, это подозрительный и несвоевременный законопроект.

Губернатор говорил с приятным шведским акцентом.

Последовало долгое, благодушное и почти философское обсуждение достоинств и недостатком сложившейся ситуации. Губернатор был усталым и немного рассеянным, но проявлял выдержку и был готов выслушать новые аргументы, с которыми он был уже хорошо ознакомлен. Разумеется, он знал, что Диккеншитс был советником в трамвайной компании Северного Чикаго.

– Я был рад услышать все, что вы пожелали мне сообщить, судья, – наконец сказал губернатор. – Не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто я не уделил этому вопросу серьезного внимания. Я в курсе почти всего, что происходит в Спрингфилде. Мистер Каупервуд – выдающийся человек, и у меня к нему не больше претензий, чем к двадцати другим организациям, которые действуют здесь в настоящее время. Мне известно, в чем состоят его трудности. Меня едва ли можно обвинить в симпатиях к его противникам, так как они определенно не испытывают ко мне никакой симпатии. Я даже не прислушиваюсь к тому, что пишут в газетах. Это вопрос веры в демократию, вопрос разницы идеалов между мной и многими другими людьми. Я еще не наложил вето на законопроект. Пока мне не предоставят более убедительных доказательств в пользу этой инициативы, я воздержусь подписывать.

– Губернатор, – сказал Диккеншитс, поднявшись со своего места. – Позвольте мне поблагодарить вас за оказанную любезность. Я буду последним, кто пожелает влиять на ваше мнение и оспаривать ваши намерения, важно честно и справедливо решить проблему концессий для развития городского транспорта без эмоций, публичных страстей, зависти, пустословия и всего прочего, направленного на противодействие усилиям мистера Каупервуда. Повторю: все дело в зависти. Его противники готовы пожертвовать справедливостью и честной игрой, лишь бы отстранить его от дел. Вот и все.

– Возможно, все это правда, – отозвался Суонсон. – Тем не менее здесь имеется и нечто иное, что вы как будто не замечаете или не хотите видеть – конституционное право людей на рассмотрение, обсуждение и переоценку контрактов в то время и таким образом, как это было предусмотрено условиями первоначальной концессии. То, что вы предлагаете, делает ничтожным и недействительным соглашение между обществом и трамвайными компаниями в то время, когда люди вправе ожидать подробного и свободного обсуждения этого вопроса, независимо от влияния и контроля законодательных органов штата. Заставить законодательное собрание под нажимом или с помощью иных средств вмешаться в этот процесс и повлиять на него я называю нечестной игрой. Предложения, которые содержатся в этом законопроекте, должны быть представлены на обсуждение на следующих выборах, кандидаты примут решение, которое сочтут справедливым. Вот как следует уладить этот вопрос: негоже вмешиваться в законодательство и влиять на сенаторов или покупать голоса, а потом ожидать, что я приму положительное решение и поставлю свою подпись.

Суонсон не повышал голос и не выказывал никакой антипатии к собеседнику. Он был тверд, спокоен и благожелателен.

Диккеншитс провел ладонью по широкому лбу с залысинами. Казалось, он что-то обдумывает какой-то аргумент или действие.

– Ну что же, губернатор, – наконец сказал он, – я хочу поблагодарить вас. Вы были чрезвычайно добры. Кстати, я вижу, тут у вас есть большой и вместительный сейф. – Он взял портфель, который принес с собой. – Я подумал, могу ли оставить его на день-другой под вашим присмотром? Там лежат кое-какие документы, которые мне не хочется возить с собой по сельским дорогами. Вы позволите ли мне запереть его в вашем сейфе и отдать попозже, когда я пришлю за ним?

– С удовольствием, – ответил губернатор.

Он взял портфель, положил в нижнее отделение сейфа, потому закрыл и запер дверь. Мужчины обменялись искренним рукопожатием. Губернатор вернулся к своим размышлением, а судья поспешил на улицу, где сел в первый же трамвай.

Около одиннадцати часов на следующее утро Суонсон по-прежнему работал в своем кабинете, снедаемый беспокойством и обдумывая какой-нибудь способ добыть сто тысяч долларов для оплаты процентов по займам, ремонтных работ и других выплат по содержанию офисного здания, не окупавшего понесенные расходы и истощавшего его средства. В этот момент дверь его офиса приоткрылась, и юный курьер протянул ему визитную карточку Ф. А. Каупервуда. Губернатор никогда не встречался с ним раньше. Вошел Каупервуд, свежий, оживленный, энергичный. Он сиял, как новенькая долларовая монета.