Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

У Толлифера сразу мелькнула мысль, что это, вероятно, какая-нибудь богатая пожилая дама, знакомая Каупервуда, чьим состоянием Каупервуд хочет воспользоваться для каких-то своих комбинаций и думает использовать его, Толлифера, в качестве приманки.

– Конечно, – отвечал он, – если я могу быть вам полезен, к вашим услугам, мистер Каупервуд.

Каупервуд, откинувшись на списку кресла и задумчиво соединив вместе кончики пальцев, смотрел на Толлифера холодным, оценивающим взглядом.

– Женщина, о которой я говорю, мистер Толлифер, моя жена, – коротко, с циничной невозмутимостью сказал он. – Уже много лет мы с миссис Каупервуд находимся… не то чтобы в дурных отношениях – это не совсем верно, но в некотором… отдалении друг от друга.

Толлифер сочувственно кивнул, как бы уверяя, что он вполне понимает, но Каупервуд, не обращая на него внимания, продолжал:

– Это отнюдь не значит, что мы избегаем друг друга. Или что мне желательно получить против нее какую-нибудь законную улику. Нет. Она может распоряжаться своей личной жизнью, жить, как ей хочется, – но, конечно, в известных пределах. Ясно, что я не потерпел бы никакого публичного скандала и не позволил бы никому впутать ее в какую-нибудь грязную историю.

– Я понимаю, – вставил Толлифер, сообразив, что тут надо быть чрезвычайно осторожным и ни в коем случае не переступать границ, если ему все-таки дано будет воспользоваться этим предложением.

– Полагаю, что не совсем понимаете, – сухо поправил Каупервуд, – но постараюсь объяснить так, чтобы вы поняли. Миссис Каупервуд когда-то была писаной красавицей, одной из самых красивых женщин, которых я видел на своем веку. И сейчас она еще очень хороша собой, хотя уже и не первой молодости. А могла бы быть и еще лучше, если бы так не расстраивалась и не предавалась всяким мрачным мыслям. Причиной этому – наш разрыв, и виноват в этом один я, ее я ни в чем не виню, – надеюсь, вы это хорошо усвоили…

– Да-да, – почтительно отвечал Толлифер, слушавший с напряженным интересом.

– Миссис Каупервуд несколько опустилась, не следит за своей внешностью, нигде не бывает – оправдание этому, может быть, и есть, но оснований для этого, на мой взгляд, решительно никаких нет. Она еще достаточно молода, и впереди у нее еще много хорошего, ради чего стоит жить, что бы она там себе ни внушала.

– Мне кажется, я понимаю ее состояние, – опять перебил его Толлифер с некоторым даже вызовом. И Каупервуду это понравилось – как-никак, это свидетельствовало об отзывчивости и способности проявить сочувствие.

– Возможно, – сухо заметил Каупервуд. – Так вот: дело, которое я намерен вам поручить, обеспечив вас, разумеется, для этого нужными средствами, будет заключаться в следующем: вы должны постараться сделать ее жизнь более интересной и яркой – я при этом, разумеется, остаюсь в тени: жена моя ни в коем случае не должна ничего знать о нашем разговоре. На нее плохо действует одиночество. Знакомых у нее мало, да и к тому же это люди, мало подходящие для нее. Так вот я вас спрашиваю: если я предоставлю вам нужные средства, можете ли вы, не выходя из рамок житейских условностей и светских приличий, расширить как-то круг ее интересов, познакомить ее с людьми, которые подходили бы ей и по положению, и по складу характера? Я отнюдь не имею в виду высшие круги общества – ни ей, ни мне это не нужно. Но есть разные промежуточные слои, где можно завязать интересные знакомства, приятные для нее, да и для меня. Так вот, если вы меня поняли, может быть, вы подумаете и скажете, что, собственно, вы могли бы в этом смысле сделать.

И Толлифер очень живо показал Каупервуду, какое приятное разнообразие можно внести в жизнь Эйлин и какими он для этого располагает возможностями. Каупервуд слушал его внимательно и убеждался, что Толлифер в самом деле хорошо понял, что именно от него требуется.

– Отлично, мистер Толлифер, – сказал он. – Так вот, ставлю вас в известность, что вашей работой в маклерской фирме, в которую я вас устрою, руководить буду я сам. Надеюсь, мы понимаем друг друга? – И с этими словами он приподнялся в кресле, давая понять, что аудиенция окончена.

– Да, мистер Каупервуд! – поспешно вставая, с улыбкой отвечал Толлифер.

– Отлично. Возможно, мы теперь с вами не так скоро увидимся, но вы получите от меня указания. И я позабочусь о том, чтобы на ваше имя был открыт счет. Итак, полагаю, все. До свидания.

Учтивый кивок и спокойный непроницаемый взгляд, которым Каупервуд проводил его до двери, заставили Толлифера еще раз остро почувствовать, какая глубокая пропасть отделяет его от этого человека.

Окрыленный этим необыкновенным свиданием, Толлифер, выйдя из конторы Каупервуда, тотчас же отправился по Пятой авеню посмотреть на его роскошный дворец. Полюбовавшись со всех сторон внушительной архитектурой и лепными украшениями этого итальянского палаццо и почувствовав себя героем какого-то удивительного приключения, он окликнул кеб и направился в ресторан «Дельмонико», на углу Пятой авеню и Двадцать седьмой улицы. Днем, в часы обеда, в этот ресторан стекались самые претенциозные и чванливые представители нью-йоркского света, всякие театральные знаменитости и иные светила, видные адвокаты и художники – словом, все те, кто жаждет и на людей поглядеть, и себя показать. Толлифер пробыл там недолго, но успел раскланяться и перекинуться словцом по меньшей мере с пятью или шестью наиболее известными завсегдатаями, а своим оживленным и самоуверенным видом обратил на себя внимание и многих других.

Каупервуд тем временем отдал распоряжение в Центральное акционерное кредитное общество, где он был пайщиком и одним из директоров, сообщить некоему Брюсу Толлиферу, проживающему в пансионе «Альков» на Пятьдесят третьей улице близ Парк-авеню, чтобы он немедленно явился в отдел специальных расчетов, где ему будут даны инструкции в связи с возложенным на него поручением. Явившись в тот же день по этому вызову и получив аванс в размере месячного жалованья из расчета двести долларов в неделю, Толлифер почувствовал себя на седьмом небе. Он решил, что ему необходимо познакомиться с тем, что известно в Нью-Йорке о Каупервудах, и стал осторожно наводить справки не только среди журналистов и репортеров, но и среди всеведущих посетителей ресторанов и кабачков на Бродвее и на Сорок второй улице – «Джилси-Хауса», «Мартиники», «Морлборо», «Метрополитен» – этой Мекки всяких светских бездельников и фланеров.

Узнав, что Эйлин появляется иной раз в актерской компании в том или ином ресторане, на скачках и в других общественных местах, он решил, что для первого шага ему надо свести знакомство с кем-нибудь из ее окружения: быть представленным ей по всем правилам – это будет самое успешное начало.