Томас Сэвидж - Власть пса

Фил приходил ко всем. Спокойный и молчаливый, он сидел, скрестив длинные ноги, в кожаных креслах, забавлялся про себя, выслушивая болтовню о машинах и бейсболе, и думал, как же далеко окружающие зайдут в своем раболепстве. На встречи звали и девушек из женской семинарии, однако Филу до них не было никакого дела, в то время как прочие студенты всячески перед ними красовались. Фил же чувствовал себя премированным быком, победным трофеем, за который боролись всевозможные студенческие сообщества, подозревая друг друга в незаслуженных привилегиях. Всеми силами они пытались склонить молодого человека на свою сторону – настанет час, и он сможет обустроить студентам гостиную, построить братству новое крыло или новый корпус и, наконец, привлечет сюда таких же молоденьких толстосумов, ибо богатство привлекает богатство.

В последний день недели посвящения, когда первокурсники должны принять решение и опустить в специальную коробку бумажку с названием выбранного братства, Фил и совершил свое историческое деяние.

Молодые люди, с которыми в сей знаменательный вечер ужинал Фил, не сомневались, что избрал он именно их – не случайно же он пришел сюда в такой важный момент! По левую руку от Фила восседал президент сообщества, по правую – профессор, а те молодые люди, кому требовались деньги, чтобы заплатить за колледж, надев белые фраки, подавали им жареную курицу и горячие бисквиты.

Президент сообщества произнес речь о важности братства. Когда аплодисменты стихли, поднялся профессор и, отпив глоток воды, поведал о том, что значит для него, давно уже не студента, быть членом братства, о том, сколько раз его выручала старая добрая дружба, и под рукоплескания сел на место.

Затем потушили свет, зажгли свечи, и студенты стройным хором затянули гимн братства. Закончив, они склонили головы в легком поклоне и взялись за руки. Свечи задули, и вновь включились лампы. Братья не скрывали слез.

– Я тоже хотел бы произнести пару слов, – поднялся Фил.

Его встретили громкими аплодисментами.

– Джентльмены, – начал он, обводя собрание небесно-голубыми глазами, – я хорошо понимаю, зачем вы пригласили меня. Вы пригласили меня ради моих денег. А ради чего же еще, джентльмены? Вы даже не знаете, есть ли у меня голова на плечах. Я – совершенно незнакомый вам человек, тем не менее вы приглашаете меня присоединиться к вам.

Братья полагали, что юноша сочтет за комплимент выказанное ими внимание. Однако Фил считал его тем, чем оно на самом деле и являлось: оскорблением.

Повисла тишина. Слышно было только дыхание.

– А теперь, джентльмены, позвольте откланяться.

Фил вышел из залы и покинул дом братства.

Два года спустя Джордж (сам теперь первокурсник) с нетерпением ждал, что члены братств точно так же придут и за ним. Он сидел в своей комнате за письменным столом, расставив широкие стопы и глядя на квадратные ладони. Лицо застыло в приветственной улыбке: готов обрадоваться первому, кто постучит в дверь. Из коридора доносились голоса, радостный смех, а после – шаги по лестнице.

На неделе Джордж разузнал последние новости моды и тут же, весь в испарине, отправился покупать обновки. Он сразу переоделся в новый костюм и вышел из примерочной совершенно преображенным.

И вот он сидел и ждал, прочно расставив широкие стопы в новых ботинках.

– Наверное, не отошли еще от того, что я им устроил, – позже утешал его Фил. – Может, дело и не в тебе совсем.

Однако Джордж никогда ему не верил. На всю жизнь он запомнил, как сидел в той комнате – коренастый юноша с широкими стопами. Когда голоса в коридоре стихли, Джордж надел новую пижаму и лег в постель. Из окна слышались песни и голоса, тяжел был воздух калифорнийской ночи – но не от горького запаха полыни, а от аромата неведомых цветов.

Февральское солнце ярко освещало заснеженную долину и ослепительным блеском сияло на стеклах старого «рео». Сощурив глаза, Джордж и Роуз мчались в Херндон на встречу банкиров. Джордж – в шубе из бизоньей шкуры, перчатках, меховых наушниках и городской шляпе. Роуз – в шляпке, надетой поверх шапочки из тюленьей кожи, громоздких рукавицах и с тяжелым одеялом, подоткнутым вокруг ног. Машина подпрыгивала на обледенелых ухабах, и стоило ей разогнаться быстрее двадцати миль в час, как – тартарарах – начинали громыхать снежные цепи. Красный столбик «мото-метра», установленного на крышке радиатора, показывал, что до опасной черты еще далеко. Вода в радиаторах постоянно закипала, замерзала и закипала снова. Кто-то добавлял в воду мед, – это помогало охладить мотор и предохраняло от замерзания. Кто-то использовал керосин. Однако Джордж понимал, что керосин разъедает шланги, и, если протечет на мотор, машина может взорваться, и потому – довольно успешно – решал проблему при помощи древесного спирта.

– Придумали бы какое-нибудь средство, которое не выкипало бы в радиаторе, – сетовал мужчина. – Мне кажется, нам стоит обзавестись «франклином».

«Франклин» – машина хорошая. Мотор с воздушным охлаждением. Но имелись у него и недостатки, о которых не мог не знать Джордж. В него нельзя было залить горячей воды, чтобы мотор заработал, и потому приходилось включать передачу и разгонять машину упряжкой добрых лошадей.

– Даже не знаю, – признался Джордж, – как-то проще было раньше, когда автомобили еще не появились. Не нужно покупать машину, ведь, как бы тебе ни хотелось, машин просто не существовало.

Роуз расхохоталась.

– Что смешного?

– Ты! Ты очень смешной.

– А что я больше всего хотел бы, – довольно ухмыльнулся Джордж, – так это «пирс».

– Что же мешает?

– Глупо это будет выглядеть.

Спустя немного времени Роуз вдруг воскликнула:

– Вот, кажется, чудесное место!

– Какое место? Для чего?

– Для пикника.

Усмехнувшись, Джордж огляделся по сторонам: заснеженная равнина, вдалеке стога сена выглядят бурыми точками, вокруг которых толпится скот – аморфное пятно растекающегося по долине стада. В никуда ведут свежие заячьи следы вдоль дороги. Торчат хрупкие, прихваченные морозом веточки полыни.

– Взгляни, какой открывается вид. Горы! Остановимся на обочине? – Обернувшись, Роуз достала из-под груды одеял сверток и небольшой термос. – Горячий кофе и сэндвичи.

– Ладно, уговорила. Но ведь еще и полудня нет! Знаешь, я в жизни и крошки не съел в неположенное время.

После хорошего горячего кофе особенно приятной показалась и сигарета.

– Сомневаюсь, что во всей стране хоть раз кто-то додумывался устроить пикник в машине, – восхищался Джордж.

Ему не терпелось добраться до Херндона и рассказать об этом банкирам. Только представьте лицо старины Фостера!

– Раньше терпеть не мог эти поездки. После встречи то один, то другой зовут меня к себе поужинать, а на деле только и мечтают сплавить кому-нибудь другому. Их жены совершенно не знают, как вести себя в моем обществе. Там не место для одиночек, а собеседник из меня никудышный. Не то что Фил. Я им всегда отвечаю, что занят, и уезжаю домой или иду в «Херндон-хаус». Знаешь что, Роуз?