Роза Малхолланд - Джанетта [litres с оптимизированной обложкой]

– Да вот, учитель непременно хочет знать, кто сделал статуэтку, которая выставлена с ученическими работами.

– Вот она – виновница, – объявила Хильда, указывая на меня.

– Какой вздор! – воскликнула девушка. – Учитель сказал, что тут видна рука мастера.

– Пойдемте к нему, – возразила Хильда и, схватив меня за руку, потащила в класс, где учитель занимался со старшими ученицами.

– Вот, сэр, – воскликнула Хильда, – та ученица, которая сделала статуэтку «Горе».

Ученицы побросали свои работы и уставились на меня как на что-то невиданное, и учитель тоже, поправив очки, оглядел меня с ног до головы.

– Сколько вам лет? – спросил он.

– Почти четырнадцать, – отвечала я, прибавив себе годы и чувствуя, что краснею.

– Она итальянка, – заметила Хильда, – и занималась лепкой самоучкой с самых ранних лет. Правда, Джанетта?

– Правда, – пробормотала я, все более и более смущаясь.

Учитель посмотрел на меня недоверчиво.

– Предложите ей что-нибудь вылепить прямо сейчас, – не унималась Хильда, – она работает очень быстро.

– Хорошо, – согласился учитель. – Ну вот, попробуйте-ка теперь сделать другую фигуру. Вы изобразили горе, теперь изобразите радость.

– Я не сумею, пожалуй, – отвечала я. – Мне так трудно представить себе радость, а горе я знаю хорошо, его я видела.

– Вот как, – заметил учитель, ласково улыбнувшись. – Но я надеюсь, не всегда так будет. А вы все-таки попробуйте.

– Но у меня нет модели…

– Мы постараемся найти модель.

На следующее же утро я принялась за работу. Я представила себе лицо Маргарет, бегущей навстречу отцу, и она явилась для меня воплощением радости. Я думала о ней не переставая во все время своей работы, представляла себе выражение ее лица, и оно рисовалось мне так живо, что работа быстро подвигалась вперед.

Учитель остался очень доволен и хвалил мои способности. Как раз в тот момент, когда он рассматривал мою оконченную работу и давал некоторые указания, в класс вошла миссис Девоншир.

– Так вот ты где, малютка, – сказала она, увидев меня в переднике и выпачканную глиной. – Вижу, что ты довольна. Это очень хорошо. Значит, теперь и речи не может быть о том, чтобы ехать в Ирландию, не правда ли?

Инструмент, которым я сглаживала неровности глины, выпал у меня из рук.

– Когда отец уезжает в Ирландию? – спросила я дрогнувшим голосом.

– В конце недели.

Она ушла, оставив меня в смятении. Я сказала учителю, что мой отец уезжает в Ирландию и что я должна ехать с ним.

– Очень жаль, – заметил он. – У вас есть талант, который необходимо развивать. Вашему отцу не стоило бы увозить вас, вам надо учиться.

– Да он и не хочет увозить меня, – возразила я грустно. – Это я хочу ехать с ним.

– Вы не хотите учиться?

– Нет, не оттого! – воскликнула я, с трудом сдерживая слезы и снова принимаясь за работу. Мне не хотелось, чтобы учитель видел, как я плачу, словно маленькая девочка, но на душе у меня лежал камень. Я догадывалась, что отцу все равно, поеду я или нет, лишь бы с ним была Маргарет! Что мне было делать? Мысль сделаться настоящей скульпторшей необычайно привлекала меня, искусство манило, и я могла целые дни проводить за работой. Но как мне не хотелось расставаться с отцом! И слезы капали у меня из глаз на фигуру «радости», которую я лепила.

Однажды утром отец вместе с Маргарет явился в школу.

– Мы приехали проститься с тобой, Джанетта, – сказал он. – Миссис Девоншир сказала мне, что ты остаешься здесь и будешь учиться. Это благоразумное решение. Миссис Девоншир будет заботиться о тебе. Ну, а когда тебе можно будет, ты приедешь к нам погостить.

Маргарет ничего не сказала, но по тому, как она поздоровалась со мной, я поняла, что она не рада.

Когда учитель вышел из комнаты и оставил нас одних, она обняла меня и просила часто писать ей. Отец погладил меня по голове и поцеловал в лоб. Но я чувствовала себя ужасно несчастной, и, когда отец и Маргарет вышли из комнаты, я смотрела им вслед со жгучей тоской. Неужели они вот так и покинут меня? Вдруг у меня сердце сжалось, и слезы хлынули из глаз. Я бросила инструменты и, как была, в переднике, с выпачканными в глине руками, выбежала вон из класса, чтобы догнать своих родных. Они уже были у наружной двери, когда я вихрем слетела с лестницы и бросилась к ним.

– О, не оставляйте меня, не покидайте! – кричала я, захлебываясь от рыданий. – Возьмите меня с собой в Ирландию.

Я бы бросилась отцу на шею, но остановилась, так удивленно он на меня посмотрел, а потом ласково сказал:

– Хорошо, успокойся же, моя маленькая дикарка!

В тот же вечер я простилась с Варрингтонами, и на следующий день мы уехали в Ирландию.

Кажется, на свете не было более счастливой девочки, чем я, когда мы с отцом сели в ирландскую тележку на железнодорожной станции и покатили по шоссе, вдоль которого тянулись луга и холмы, покрытые лесом. Я с наслаждением подставляла свое лицо свежему ветерку, пропитанному запахом зелени, и любовалась приветливыми пейзажами. Конечно, это не были Альпы, к которым я привыкла с детства. То были величественные горные вершины, грозные и угрюмые, покрытые снегами, а здесь лишь пологие зеленые холмы и утесы возвышались над зелеными равнинами, но выглядели они так радушно, что невольно манили к себе.

– Это у вас самые высокие горы? – спросила я у Маргарет.

– Нет, – отвечала она. – Из нашего дома видна большая гора, как раз за Гленнамурком. Конечно, и она покажется тебе маленькой после того, как ты жила у самых облаков, но для меня это самая лучшая гора на свете.

– А что такое Гленнамурк?

– Это имение сэра Руперта. Я там была всего один раз. Ужасно неприятное место!

– Неудивительно, если это имение сэра Руперта, – заметила я.

Я видела, что отец улыбнулся про себя, хотя вообще-то он не вмешивался в нашу беседу и сидел, надвинув шляпу на самые глаза.

Дорога свернула в сторону, и нашим глазам открылся чудный вид на зеленый овраг, в котором протекала речка, сверкавшая на солнце тысячами брильянтов. У самой дороги расстилалась зеленая площадка, на которой во что-то весело играли несколько мальчуганов. Их крики и громкий смех внезапно раздались совсем рядом и испугали нашу лошадь. Она взвилась на дыбы и ринулась в сторону. Еще минута – и наша повозка свалилась бы вниз, в овраг; нам угрожала страшная опасность. Но тут от группы веселившихся детей отделился какой-то высокий мальчик и бросился наперерез взбесившейся лошади. Прежде чем мы успели опомниться, он уже схватил ее под уздцы и повис на них, заставив лошадь остановиться.