Роза Малхолланд - Джанетта [litres с оптимизированной обложкой]

– Это Пирс Кирван! – сказал отец, выскакивая из повозки и подходя к мальчику, который продолжал удерживать храпевшую и дрожавшую всем телом лошадь.

– Здравствуйте, мистер Фицджеральд! – воскликнул мальчик, когда отец подошел к нему.

– Какое счастье, что ты оказался тут, Пирс, – сказал ему отец. – Ты спас нам жизнь. Но скажи, мой милый, что ты тут делаешь? Разве у тебя так много времени, что ты проводишь его подобным образом?

– Да чем же мне еще заниматься! – со смехом ответил Пирс.

– Очень жаль, голубчик, – заметил мой отец. – Приходи-ка завтра ко мне, мы с тобой поговорим. И еще раз благодарю тебя за храбрость и находчивость. Мы обязаны тебе своим спасением!

Мы снова тронулись в путь, а Пирс остался стоять на краю дороги и смотрел нам вслед.

– Славный мальчуган, – сказал отец, – но совсем дикарь. Кому придет в голову, что это сын джентльмена?!

В Пирсе действительно невозможно было признать сына лендлорда [1] Лендло́рд – крупный землевладелец. . Одет он был в какие-то лохмотья – куртка продрана на локтях, башмаки также изорваны; но, несмотря на это, держался он гордо и точно красовался в своих обносках.

– Бедный, бедный Пирс! – воскликнула Маргарет. – Как не стыдно сэру Руперту?

– Да, это грустно, – заметил отец. – Но я боюсь, что он не придет к нам. Он горд, как и все Кирваны, и больше других чувствует свое унижение. Это ужасно грустно.

Дальнейший путь мы проделали молча, погруженные в свои мысли. Дорога суживалась и пролегала словно в ущелье, между холмами. До нас донесся шум водопада, струи которого сверкали сквозь зелень кустов и деревьев, а в конце дороги я увидела старый дом, окруженный вековыми дубами.

На пороге дома нас встретила няня Маргарет, Хонора Корк, и старик Тим, служивший в семье моего отца с самого его рождения.

Мы вошли в огромный холл, с каждой стороны которого открывались двери в комнаты. В холле царил зеленоватый сумрак, благодаря двум небольшим четырехугольным окнам, покрытым плющом. В большом старинном мраморном камине горел яркий огонь, такие же старинные дубовые стулья стояли по сторонам, и вообще все тут напоминало о давно минувших временах и дышало каким-то спокойствием и величавостью.

Маргарет бросилась на шею к Хоноре, и та тотчас же повела нас в старинную детскую, стены которой были увешаны яркими картинками, а на полках расставлены игрушки.

– Я сохранила все ваши игрушки, мисс Маргарет, всё, чем вы забавлялись. Даже ваши старые башмачки, дорогая моя, – говорила Хонора, целуя мою сестру.

Я стояла в дверях, смотрела на эти ласки и невольно вспоминала хижину в Альпах, сенник в углу, на котором спала, и старуху, которая постоянно бранила меня и била. Как часто я плакала, забившись в угол! Как же непохоже прошло детство у меня и у моей сестры Маргарет!.. Хонора приветливо поздоровалась со мной, но в ее обращении слышалась скорее вежливая сдержанность, как будто я была гостьей, а не дочерью моего отца, по праву находящейся в его доме.

Старый дом имел множество всяких ходов, закоулков и лестниц. Мы отправились бродить по комнатам, то поднимаясь, то опускаясь на несколько ступенек и подходя к окнам. Оттуда открывался вид на озеро, играющее разноцветными красками в лучах заката. Мы зашли и в комнату мамы Маргарет. В ней все оставалось так, как было при ее жизни: стены были увешаны красивыми картинами и книжными полками, и любимые книги покойной были аккуратно и заботливо расставлены по местам. Войдя в эту комнату, я почувствовала, что Хонора была права, и я здесь пришелица, гостья. Все здесь принадлежало Маргарет и было тесно связано с ее жизнью, с ее – но не с моей.

Из этой комнаты мы прошли в другую, соседнюю. И снова складывалось впечатление, будто владелица покинула ее только вчера.

– Это комната тети Евы, – сказала Маргарет. – Она теперь живет в Америке.

Маргарет рассказала Хоноре, какой мы подверглись опасности, когда наша лошадь понесла, и как Пирс храбро остановил ее.

– Пирс Кирван, племянник сэра Руперта? – воскликнула Хонора. – Вы знаете, он круглый сирота. Сэру Руперту пришлось взять его к себе, когда брат сэра Руперта, отец Пирса, умер. Но сэр Руперт никогда не любил племянника, как не любил и его отца, и бедный Пирс растет как травка полевая…

– Джанетта терпеть не может сэра Руперта, – вставила Маргарет.

– Да? – переспросила Хонора, и я заметила, как потеплел ее взгляд. – Она права, потому что сэр Руперт – нехороший человек, – прибавила она. – Он сюда редко приезжает из Англии, но вытягивает деньги из своих бедных фермеров, выгоняя их из дому и заставляя умирать с голоду или сажая их в тюрьму, если они не уплатят ему в срок арендных денег.

– О, как я все это угадала! – воскликнула я невольно. – Все это отразила глина. Вот почему он так и рассердился, когда я вылепила его бюст.

Хонора посмотрела на меня с удивлением. Она не поняла, о чем я говорю.

– Мы все сотворены из глины, дорогая, – заметила она наставительным тоном. – Дурные качества всегда видны в нашем лице, если мы сами дурные, даже в таком красивом лице, как лицо сэра Руперта. Но когда же вы его видели, дети?

– Мы видели его у миссис Девоншир. Джим был с ним. Но почему же он иначе обращается с Джимом? Ведь это такой же его племянник, как Пирс?

– Джим – его наследник, дорогая, сын его старшего брата, и все состояние сэра Руперта должно перейти к нему. Поэтому сэр Руперт поместил Джима в школу и вообще заботится о нем как должно. Ну, а бедный Пирс, – у того ведь нет никого, он никому не нужен и с ним обращаются не лучше, чем если б он был сыном конюха. Он живет в этом старом полуразвалившемся замке Гленнамурк, и никто, кроме старой выжившей из ума миссис Берк, о нем не заботится. Иногда мне кажется, что если б мисс Ева это знала…

Тут нам объявили, что отец уже пообедал и ждет нас к десерту. Мы, как это принято во всех богатых английских семьях, уже пообедали раньше в детской.

Отец сообщил нам, что с завтрашнего дня начнет с нами заниматься, и мы были этому очень рады.

Наша новая жизнь была чудесна. Мы вставали в шесть часов, пили молоко и шли гулять с Хонорой, а она показывала нам все прелестные уголки в окрестностях. В восемь часов мы завтракали с отцом и затем шли в класс, где он занимался с нами до часу.

Нельзя сказать, чтобы мы с Маргарет были особенно старательными ученицами, но отец сумел все-таки разбудить нашу любознательность. Притом же мы обе не хотели огорчать его своим невниманием и леностью и поэтому усердно учили даже такие предметы, которые казались нам очень неинтересными. Мне было особенно трудно, пришлось прежде всего хорошенько изучить английский язык, который до сих пор я знала все-таки плохо. После нашего обеда, который совпадал с отцовским завтраком, мы снова гуляли и слушали бесконечные рассказы Хоноры, пока отец не присылал за нами к десерту.