Миклош Залка - Осада

«Черт бы ее побрал…» Она даже зубами заскрежетала от злости. Веником она подмела пол во всех трех комнатах. В первой комнате были два больших окна, стекла из которых вылетели при артобстреле. Раздвинув немного занавески, Габриэлла выглянула из окна на улицу. «Угловая комната…» — сразу сообразила она и, подойдя ко второму окну, посмотрела из него, и тут ей в голову пришла безумная мысль: «Как только стемнеет, выброшу мать из окна на улицу, а когда буду уходить из дома, скажу привратнику, чтобы он вместе с жильцами закопал труп какой-то незнакомой старухи, который валяется на тротуаре как раз под моими окнами. Мать мою он все равно ни разу не видел, а лишь со слов внес в список жильцов, и только… Кто будет опознавать в этом содоме какую-то старуху, которую никто не знает. Утром труп подберут, отвезут куда-то и закопают…»

Подойдя к шкафу, Габриэлла выдвинула один за другим несколько ящиков, в которых в беспорядке лежало постельное белье. Посмотрев несколько вещей, она с разочарованием задвинула ящик. У нее было такое состояние, будто ее обокрали. Хозяин этой квартиры был то ли адвокатом, то ли врачом, так как на дверной табличке перед фамилией было вырезано слово «д-р». Габриэлла была уверена в том, что все свои богатства адвокат спрятал где-то здесь, в доме. «Нужно будет хорошенько посмотреть в подвале и на чердаке поискать. Может, там что найду…»

Габриэлла тщательно осмотрела всю комнату. Особенно долго она копалась в письменном столе, где лежали какие-то бумаги и множество фотографий. А вот большой пушистый ковер, лежавший на полу, ей понравился, и она не без удовольствия прошлась по нему. «Наверняка персидский…»

Затем она перешла в спальню, постельное белье в которой все было розового цвета, а в бельевом шкафу лежало в аккуратных стопках женское белье. Габриэлла несколько вещей прикинула на себя, но ей все оказалось велико.

Третья комната ей не особенно понравилась, зато в ней хранились женские вещи, которые вполне можно было носить. «Видимо, это комната их дочери… — решила Габриэлла. — Если мне ее тряпки не понравятся или не подойдут, то хоть продам…» Габриэлла была твердо уверена в том, что всю жизнь она будет ходить в зеленой блузе под черной нилашистской формой и безо всяких женских побрякушек и украшений. В углу комнаты стоял большой письменный стол на гнутых ножках, в одном из ящиков которого она нашла конверт с фотографиями дочери хозяина, на которых та была запечатлена то одна, то с каким-то молодым мужчиной, видимо женихом.

Ничего интересного и ценного здесь она больше не нашла, но сам стол ей очень понравился. Тогда она достала из кармана шинели небольшой полотняный мешочек и, развязав тесемку, высыпала его содержимое на стол: с десяток золотых колец, несколько наручных часов, браслет и две цепочки с кулонами. За последние три недели Габриэлле только дважды пришлось сопровождать транспорт с арестованными в гетто. Ей нравилась такая работа, но отнюдь не потому, что в ходе ее она могла отобрать у арестованных кое-что из драгоценностей для себя. Порой ей самой не нравилось, когда нилашисты, вернее говоря, те их них, кого она считала довольно порядочными людьми, как голодные псы набрасывались на отобранное у жертв добро. Сама она еще стеснялась рыться в барахле прямо на месте расстрела, а случалось это чаще всего на набережной Дуная, где расстрелянных сразу же сбрасывали в воду.

Вернувшись в кухню, Габриэлла достала из ящика старого шкафа шерстяной чулок. Зайдя в комнату со столом с гнутыми ножками, Габриэлла начала укладывать в чулок свою последнюю добычу. Однако скоро передумав, сложила в него отдельно только одни часы. «С кило, наверное, будет, а то и больше…» — решила она и заперла чулок и полотняный мешок в ящик стола.

Всю жизнь Габриэлла мечтала разбогатеть, чтобы стать похожей на героинь любимых кинофильмов, которые живут в роскоши и никогда не ломают себе голову над тем, что они завтра будут есть. Они только и делают, что занимаются любовными утехами да раскатывают в шикарных лимузинах. Поскольку же богатство с неба не падало, нужно было работать. До войны Габриэлла хотела работать, но только в хорошем месте. Как-то она зашла в бюро по найму рабочей силы и сказала, что хотела бы работать у хозяина, похожего на Пала Явора из фильма «Страшная весна», или же в дорогом ресторане, который посещают богачи. «Вас в такое место вряд ли возьмут», — ответил ей инспектор по найму с насмешкой в голосе, но все же направил ее в кафе «Жербо» на площадь Вёрёшмарти прачкой. Габриэлла раз шесть обошла всю площадь, но никакого «Жербо» так и не нашла. Там, правда, имелось одно кафе-кондитерская, но только на ее вывеске было написано совсем другое слово «Gerbeaud», которое она и прочитать-то толком не смогла.

Когда же Габриэлла обратилась со своим вопросом к полицейскому, тот ткнул пальцем в это самое кафе, а затем с удивлением спросил: «Вы хотите туда зайти?» Габриэлла объяснила, что она собирается там не завтракать, а работать. Через десять минут она вышла из кафе на улицу и направилась прямо к инспектору по найму рабочей силы, который, увидев ее, сказал: «Я так и знал, что вы окажетесь неподходящей для такого аристократического кафе… Однако могу предложить нечто более подходящее: идите к Илковичу прачкой».

За довольно короткое время ей пришлось поработать во многих местах: где уборщицей, где рабочей на кухне. Вот после такой-то работы Габриэлле и захотелось разбогатеть самой, хотя в душе она ненавидела всех богатых. Еще она терпеть не могла красивых женщин. К ней же с довольно грязными предложениями обычно обращались лишь пьяные извозчики, оборванные железнодорожники и словоохотливые солдаты…

И разбогатеть-то ей хотелось в основном для того, чтобы стать похожей на одну из героинь из красивого фильма. Время шло, а Габриэлле никто не предлагал сняться в каком-либо фильме, хотя она от кого-то слышала, что часто талантливые режиссеры ищут и находят для съемки в своих новых фильмах самых обыкновенных простолюдинов. Желание разбогатеть привело Габриэллу Кашня в нилашистскую партию «Скрещенные стрелы». Она поверила в то, что, став членом этой партии, ей быстро удастся вылезти из нищеты за счет добра, конфискованного у евреев, большевиков и богатых аристократов.

Так Габриэлла приобщилась к власть имущим. Сначала она чувствовала себя как-то странно: за несколько дней она достигла того, о чем еще совсем недавно не смела и мечтать. Когда она появлялась где-нибудь в форме, ее боялись не только обыватели, но и полицейские и домоуправы. Так, управляющий дома, квартиру в котором она захватила явочным порядком, уже не искал встречи с ней, чтобы напомнить о необходимости заплатить за квартиру, а когда они все же случайно встретились, то он подобострастно, низко кланялся госпоже Кашня, отвечая на ее признание, что она все забывает уплатить за квартиру, словами: «Не извольте беспокоиться, уважаемая, как-нибудь при случае внесете…» Вскоре Габриэлла, правда, все уплатила, но слова «как-нибудь при случае…» очень понравились ей, так с ней еще никто никогда не разговаривал.