Миклош Залка - Осада

По уже приобретенному опыту Ахмадинов знал, что на войне порой приходится спешить, для того чтобы потом довольно долго чего-то ждать. Вот и теперь они, возможно, будут сидеть здесь, в этом селе, и ждать до тех пор, пока наши войска не возьмут Будапешт и уже без них, без батареи лейтенанта Ахмадинова, снова рванутся вперед. Солдаты же, как известно, от безделья начинают скучать, а от скуки иногда и глупость какую-нибудь выкинут. Собственно, именно поэтому и сам Ахмадинов большую часть времени проводил в своем подразделении, которое ежедневно занималось по строго утвержденному плану.

Однако на третий день скука дала свои плоды (так, по крайней мере, казалось Ахмадинову): случилось ЧП.

Дело в том, что Ахмадинов любил хорошо и вкусно поесть, но особенно он обожал козлятину, чего он не скрывал от своих подчиненных. А будь его власть (так ему иногда казалось), он приказал бы гнать вслед за наступающими войсками крупные стада коз и баранов, мясом которых он и кормил бы всех солдат. Временами он мечтал о том, как, вернувшись с фронта домой, он каждый день будет есть одну козлятину, которую ему станут подавать и на завтрак, и на обед, и на ужин, восполняя тем самым отсутствие этого мяса на передовой.

Утро того злополучного дня началось как обычно. Лейтенант у колодца вымылся по пояс холодной водой и, вернувшись к себе в комнату, оделся, выпил свои фронтовые сто грамм, закусив горбушкой хлеба. Достав кисет с махоркой, оторвал кусок газеты и свернул внушительную «козью ножку».

«Ну, а теперь можно пойти и позавтракать», — решил Ахмадинов, вешая на плечо неизменную планшетку.

Но в этот момент дверь его комнаты растворилась, и на пороге появился рядовой Слепов, держа в руках большое блюдо, от которого аппетитно пахло жареной козлятиной.

— Разрешите, товарищ лейтенант, — произнес ординарец и, не дожидаясь ответа, прошел к столу.

Дверь за Слеповым закрыла сама хозяйка, а он, торжественно поставив блюдо на стол, улыбнулся во весь рот и сказал:

— Ваше любимое блюдо! — И, вынув из кармана ложку, положил ее на край тарелки. — Настоящий козленок, еще вчера блеял. Ешьте на здоровье, товарищ лейтенант!

Ахмадинов недоуменно переводил взгляд с блюда на Слепова и обратно. А от козлятины исходил такой соблазнительный дух, что ноздри у лейтенанта раздувались, как кузнечные мехи.

Слепов застенчиво улыбался.

«Черт бы тебя побрал!.. — Ахмадинов до боли закусил нижнюю губу, а руки сжал в кулаки. — Ну, я тебе покажу…» Проглотив набежавшую в рот слюну, он, движимый инстинктом голодного человека, наклонился над блюдом и с удовольствием втянул в себя аппетитный аромат.

Слепов перестал улыбаться и застыл по стойке «смирно».

— Сам готовил, — похвастался он, снова улыбнувшись. — Хлеба вам принести, товарищ лейтенант?

«Этому я верю… — Ахмадинов бросил на ординарца беглый взгляд, который не сулил тому ничего хорошего. — Старуха хозяйка, конечно, к этому жаркому и не прикасалась…» Подвинув пепельницу к себе, лейтенант глубоко затянулся. Он хотел что-то сказать Слепову, но в этот момент дверь отворилась и в комнату вошла сама хозяйка, неся тарелку и нож. Положив все это молча на стол, она тут же вышла. Глаза у мадьярки были красными, а на лейтенанта и на Слепова она даже и не взглянула.

Теперь у Ахмадинова не осталось и тени сомнения относительно того, как на его столе оказалось блюдо с козлятиной.

«Ну, я тебя проучу!..» — решил лейтенант, усиленно дымя цигаркой.

— Хлеб у меня есть, — ответил командир батареи, — так что приносить его нет надобности, а вот хозяйского козленка, который бегал по двору, приведи, пожалуйста, прямо сюда, я хочу послушать, как он блеет.

— Козленка?! — Улыбку с лица Слепова словно ветром сдуло. Солдат растерянно почесал затылок.

— Да, козленка, и не чеши затылок, когда слушаешь распоряжение командира. У нас дома, когда едят козленка, то еще любят послушать его блеяние. Веди козленка!

— Привести его я вам сейчас не смогу… а вот этот, что у вас на столе, уже никогда не сможет блеять, товарищ лейтенант…

Ахмадинов почувствовал, как кровь прилила к голове. Он с трудом сдерживал себя.

— Сколько ты заплатил мадьярам за козленка? — резко спросил лейтенант.

— Я пока еще не заплатил… — смутился под грозным взглядом командира ординарец, — но обязательно заплачу, сколько они спросят, столько и отдам…

С силой воткнув цигарку в пепельницу, лейтенант вскочил со стула, который с грохотом упал на пол, и, подбежав к Слепову, схватил его за грудки и встряхнул со всей силой.

— Я тебе покажу, мародер!.. Кто ты такой, что так себя ведешь?! — Последние слова Ахмадинов не произнес, а громко выкрикнул.

— Я только думал, что вам…

— Мне?! Ты понимаешь, что своим проступком ты позоришь всю Советскую Армию?! Да я тебя отдам под трибунал!..

И тут лейтенант почувствовал, как кто-то отдергивает его руки от груди Слепова. В горячке он даже не заметил, как в комнату вбежала хозяйка и теперь старалась разнять их.

— Нет, Илья, нет… — коверкая русские слова, умоляла мадьярка лейтенанта, затем она еще что-то сказала, но уже по-венгерски, чего офицер, естественно, не понял и, обернувшись к ней, выкрикнул:

— И вы еще смеете защищать его?! Вы?!

Ахмадинов не отдавал себе отчета в том, что старушка не понимала его, как он не мог понять того, почему она защищает Слепова. Лейтенант хотел оттолкнуть от себя мадьярку, но сделать это оказалось непросто, так как она стояла прочно. Как только он отпустил Слепова, тот пошел к двери. Лейтенант хотел было догнать его, но хозяйка преградила ему путь.

— Рядовой Слепов! Вернитесь!.. — выкрикнул Ахмадинов.

Хозяйка громко заплакала.

— Немедленно вернитесь!..

— Слушаю вас, товарищ лейтенант! — Ординарец как ни в чем не бывало стоял на пороге. Выдавала его волнение только чрезмерная бледность, разлившаяся по лицу.

— Я вас арестовываю! — коротко бросил лейтенант. — А вы перестаньте выть! — обернулся он к мадьярке, плач которой еще больше раздражал его. Похлопав ее по плечу, он добавил уже более спокойным тоном: — Идите… Идите… вам говорят…

Выпроводив хозяйку из комнаты, Ахмадинов закрыл за ней дверь.

— За козу… товарищ лейтенант… вы так меня ругаете?.. За какую-то паршивую козу?..

— Да, за паршивую козу, — повторил лейтенант последние слова ординарца. — За ту самую козу, которая тебе дороже твоей комсомольской совести!..

— Я же хотел сделать вам… — растерянно пробормотал солдат, не спуская испуганного взгляда с лица разгневанного офицера. И тут его словно прорвало, слова полились из него сплошным гневным потоком: — Если я приглашу вас в свою родную деревню, то вы на ее месте увидите лишь одно пепелище, золу да головешки… И никаких коз! Венгры ее до тла сожгли! Кому и какой я нанес вред, зарезав этого козленка? Кому? Одному венгру? Может быть, одной семье? Да плевал я на них! Меня на фронте три раза ранили, и два из них венгры… А вы меня за какую-то паршивую козу… — Голос его сорвался: — Арестовывайте меня!.. Сажайте, раз так!..