Лариса Федорова - Не лги себе

Ленка лукавит, но как же иначе прекратить этот спор. Ей жаль матери, на которой лежит все хозяйство, и в то же время она понимает, как нелегко сестре поддерживать свой авторитет лучшей телятницы. С тех пор как Настин портрет напечатали в журнале, ею интересуется вся страна. Говорят, даже студенты к ней на практику приедут. Кроме того, Ленка чувствует себя виноватой перед сестрой. В семнадцать лет Настя работала на ферме и не помышляла ни о каком аттестате. Так уж получилось, что ей, как старшей, пришлось помогать внезапно заболевшей матери.

— В лесу я долго не пробуду, — сказала Ленка, обращаясь к сестре. — Если к вечеру платье какое надо, оставь, я поглажу.

Она сунула ноги в брезентовые тапки, накинула на голову материнский платок, взяла корзину и уже в сенях столкнулась с почтальоншей.

— Насте? — спросила девушка, увидев в руках у почтальонши письмо.

— А кому же еще? — спросила та, поскольку была с Ленкой ровесницей. — Не тебе же! Нам с тобой никто еще не пишет. А тут вот он! — она помахала перед Ленкиным носом треугольным конвертиком. Видишь, обратный адресок? Пирожков! Военный!

Ленка решила вернуться.

— Ты слышишь, Настя, военный!

Ее разбирало любопытство. Она испытывала это всякий раз, когда сестре вручали письма. Настиного знакомства добивались, как ни странно, даже моряки с Тихого океана. Подумать, сколько понадобилось бы им ехать оттуда до Охлопкова!

Почтальонша ушла, и Ленка присела на лавку, дожидаясь, когда сестра выйдет из комнаты. Почему она не торопится? Неужели ей не интересно поскорее распечатать письмо и узнать, о чем пишет Пирожков. Вот Ленке действительно никто не пишет. Да это и понятно. По сравнению с яркой, пышущей румянцем сестрой она обыкновенная курносая девчонка, которая уже с апреля страдает от веснушек.

— Что это еще за Пирожков? — насмешливо спросила Настя, распечатывая солдатский треугольник. — Наверное, и сам как из печки: кругленький, рыженький и нос расплылся… Не дыши мне над ухом! Уж если не терпится, возьми и читай вслух!

Ленка взяла письмо, посмотрела число и подпись, пощупала зачем-то бумагу и поинтересовалась почтовым штампом. Письмо шло десять дней. А Настя о нем словно забыла. Вертится перед зеркалом, примеряя голубую косынку.

— «Добрый день, дорогая Настя, — тонким голоском начала Ленка. — Извините меня за беспокойство, но мне очень хочется поздравить вас с успехом по выращиванию телят…»

— Это пропусти.

— «Журнал с вашим портретом попал в нашу часть, и я сразу…»

— Дальше, дальше!

— «Через год служба наша кончается, и я надеюсь…»

— Ну, я пошла. Если хочешь, ответь ему что-нибудь повежливей.

— Я? Да как же это? Ведь он догадается. Обидеться может.

— Откуда ему догадаться. А впрочем, как знаешь. Можно вообще не отвечать. Удивляюсь я на этих ребят — увидели портрет в журнале и пишут, пишут… А я, может, замужем или жених у меня ревнивый.

Какой жених? — хотела спросить Лепка, но сестра уже хлопнула дверью. Нет у Насти никакого жениха, просто к фамилии придралась. Да разве человек виноват, что родился Пирожковым. Ленка в задумчивости повертела конверт и еще раз прочитала обратный адрес. Он ей ни о чем не говорил. Длинный номер полевой почты. Даже странно, что по такому адресу доходят письма. Где запрятан этот городок или поселок, какие живут там люди? Если письмо шло десять дней — значит, это очень далеко. Нигде не бывавшей Ленке уже представлялось, как повезут ее ответное письмо то степью, то лесом, то через горы. А может, и через море. Везде стоят на своих постах солдаты. Интересно, будет ей ответ или не будет? Она еще раз повертела перед собой письмо, но читать его дома не стала. Лучше сделать это в лесу, на первой же полянке. Ленка подхватила корзину и торопливо вышла из дому.

Домой Настя вернулась только к вечеру. Как всегда после возни с телятами, от нее пахло луговым сеном и парным молоком. Голубая косынка сбилась на затылок, лоснящиеся каштановые волосы растрепал ветер, но теперь все это ее почему-то не заботило…

— Ой, что я тебе скажу! — начала Ленка, и карие глаза ее весело заблестели. — Пирожков-то ведь из Каменки. Выходит, земляк наш. Помнишь, в прошлом году на массовке в роще один военный был. Он еще с Гошей Сафоновым ходил. Они в одной части служат, вместе и на побывку приезжали.

— Не помню.

— Да как же не помнишь? А я помню. Симпатичный такой, загорелый. Фуражечка у него с малиновым околышем. С Гошкой все и ходил.

— Я и Гошку не видела. Очень мне он нужен — рыжий!

— Господи! — ужаснулась Ленка. — А он так складно пишет…

— Гошка, что ли?

Пора бы Ленке знать, что когда сестра не в духе, разговаривать с ней не очень большое удовольствие. За последнее время она часто приходит с фермы сердитая на весь белый свет. Может, с новым зоотехником не ладит? Ленке хочется об этом спросить, посочувствовать, но она видит, что Насте не до нее. Повернувшись к Ленке спиной, она молча расчесывает свои каштановые волосы, и они льются с ее плеч, как пышный шелк.

— Пирожкову-то я, пожалуй, отвечу, — отваживается напомнить Ленка об утреннем разговоре. — Все-таки земляк наш, неудобно…

— Делай, как знаешь, — соглашается Настя.

Однажды Ленка показала сестре какую-то фотографию. На фоне скал и опрокинутого полумесяца стоял молодцеватый старшина, должно быть образцовой строевой выучки. Все в нем — и начищенные до блеска сапоги, и аккуратная полоска белоснежного воротничка, и волос к волосу прическа — говорило о том, что человек этот любит порядок не только внешний.

— Кто это? — спросила Настя.

— Вася Пирожков…

— Ты ему разве ответила?

— Так ведь я же тебя спрашивала.

— Ах, да, — вспомнила Настя. — Ничего, симпатичный. Лучше Гошки. Ну и что же он тебе пишет?

Вопрос как будто простой, но Ленка вспыхнула и затеребила кромку школьного фартука. Не так-то легко признаться, даже сестре, что вот уже полгода, как незнакомый Ленке человек изливает ей свою душу, и она отвечает ему тем же самым… Можно бы сказать: «И совсем это не интересно, так, пустяки всякие пишет». Для Насти уже достаточно, чтобы она тут же забыла о своем вопросе. Но Ленка лгать не умела.

— Если хочешь — посмотри… Все его письма вот здесь, в шкатулке… Он все больше про любовь пишет.

— Про любовь? — усмехнулась Настя. — Представляю. Нет, нет, не показывай. А чего это ты такая красная? Уж не принимаешь ли за чистую монету?

— Нет, что ты, — пробормотала Ленка.

— Видела, сколько у меня писем? Все про любовь. Глупо. В первом письме разные сведения о себе — кто он, что он, о чем мечтает. Во втором — о дружбе распространяются. А с третьего письма обязательно про любовь.

— Ну, а если вправду ты им нравишься?