Джим Кокорис - Богатая жизнь

Когда «скорая помощь» уехала, папа закрыл входную дверь и запер ее на замок.

— Вот как бывает, — сказал он, когда мы поднимались наверх. — Все это печально.

— Печально для нас, — сказал дядя Фрэнк. — Он же собирался уехать через несколько дней. Господи, а все из-за этих его чертовых ботинок.

У Силвэниеса не было сердечного приступа. Он сломал ногу, и теперь лежал в папиной постели. Когда мы вошли в комнату, тетя Бесс охлаждала ему лоб влажной тряпкой и щедрой рукой отмеряла дозу «севен-ап» для лечения ног, наливая питье в стакан, протянутый ей Силвэниесом. Фельдшер со «скорой» хотел отвезти его в больницу, чтобы сделать рентген, но Силвэниес отказался, говоря, что у него слабость и что он съездит туда на следующий день.

— Боже мой! — сказал дядя Фрэнк, увидев ноги Силвэниеса. — Это самые уродливые ноги, которые я когда-либо видел. — И он выбежал из комнаты, зажав рукой рот.

Ноги у Силвэниеса были и в самом деле некрасивые. Длинные, костлявые и с огромными шишками у пальцев. Их отталкивающий вид только усугубляли ногти на больших пальцах, желтовато-рыжие и так сильно обломанные, как будто пальцы ему глодало какое-то чудовище. Сломанная нога торжественно покоилась, водруженная на гору подушек, разложенных тетей Бесс на постели. Чуть ли не каждую секунду тетя Бесс нежно обтирала и ее тряпочкой.

Силвэниес вздохнул и через соломинку втянул глоток «севен-ап». Теперь это был печальный змей. Обильные волосы спутались, красные губы вампира потеряли цвет и чуть розовели, как у покойника.

— Боюсь, Фрэнк прав. Я всю жизнь пренебрегал своими ногами, даже больше, я совсем не жалел их.

— У всех такие ноги, какие есть, — сказала тетя Бесс, подливая ему в стакан «севен-ап». — И я о своих не думала. У меня столько всего, о чем надо думать.

— Верно, как это верно! — согласился Силвэниес. — Даю слово, что с этого момента я положу конец такому отношению к своим ногам. Клянусь, что буду относиться к ним с уважением, которого они достойны. До сих пор это были два отростка, не имевшие права голоса, но они заслужили, чтобы я обратил на них внимание. По крайней мере, собираюсь чаще стричь ногти на больших пальцах.

— Если хотите, могу сделать это, — сказала тетя Бесс.

— Вы святая, — ответил Силвэниес. И втянул глоток своего питья.

— Все, наверное, из-за тех ботинок, — сказала тетя Бесс, обтерев ему подбородок.

— Да, — согласился Силвэниес. — Они такие громоздкие.

— Это какие-то особые ботинки? Ортопедические?

— Нет, просто они большие, и мне в них удобно. У меня очень длинная стопа, — пояснил Силвэниес, вновь втянув в себя жидкость через соломинку. — Вообще-то, это реквизит. Из фильма, в котором я снимался.

— В каком фильме? — спросил я.

— Кажется, в «Танце крови» или в «Кровавом танце», он как-то так назывался. Я там затанцовывал людей до смерти и… — он остановился и задержал дыхание.

— Что случилось? — вскрикнула тетя Бесс, потянувшись к нему. — Скажите мне!

Силвэниес улыбнулся и успокаивающе похлопал ее по руке.

— Ничего, Бесс. У меня по телу прокатилась волна боли. — Он откинулся на еще одну гору подушек, которую тетя Бесс соорудила у него под головой. — Как хочется сладкого! Это успокоило бы мне нервы.

— У меня внизу остывает вишневый пирог.

— Вишневый? — печально переспросил Силвэниес.

— У меня еще есть сливочная помадка, та, что вам нравится.

— Вы так добры, Бесс. — Он опять похлопал ее по руке, потом прошептал: — Слишком добры.

Когда тетя Бесс вышла, Силвэниес посмотрел на нас:

— Как и вы, Теодор. Мне страшно неприятно, что я вот так завладел вашей комнатой. И всеми этими подушками. Я на них как султан.

Папа прочистил горло. Все это время он молчал, пребывая в шоке, как я решил, из-за состояния ног Силвэниеса, а также из-за перспективы спать теперь в цокольном этаже с дядей Фрэнком, храп которого сотрясал весь дом.

— Да, ну что же, ничего не поделаешь, — только и ответил он.

— Я уверен, что пройдет совсем немного времени, и я встану.

Папа кивнул головой.

— Хорошо. Спасибо за то, что ходили с мальчиками на Хэллоуин. Томми и Тедди сказали, что им все очень понравилось. Конечно, за исключением этого несчастного случая.

Неожиданно Силвэниес протянул руку и схватил руку папы.

— У вас чудесная семья. Такие хорошие сыновья. Вы много в них вложили. — Он прикрыл глаза и прошептал: — Тео, вы хороший отец, очень хороший.

Я поднял на папу глаза, ожидая целой симфонии неловкого покашливания, которое обычно следовало за такого рода замечаниями. Однако он промолчал, и когда я вновь посмотрел на него, то увидел в уголках рта тень улыбки, а в глазах — незнакомое выражение. Он медленно вытянул руку из руки Силвэниеса.

— Ладно, Тедди, — прошептал он мне, — пора идти спать. Не забудь почистить зубы после всех этих сладостей. — Он улыбнулся мне, погладил по голове и вышел.

Я стоял как громом пораженный. Папа почти никогда не напоминал мне о том, что надо почистить зубы, и еще того реже гладил по голове. В оцепенении прошел в ванную комнату и ради папы чистил зубы аж несколько минут.

Когда я закончил чистить зубы и уже хотел ложиться, Томми спросил меня, брат ли я ему еще. Он сидел на полу, сосал большой палец, свободной рукой прижимая к себе мешок со сладостями так, как будто это был спасательный пояс.

— Джерри Райян говорит, что ты мне брат только наполовину.

— Я не знаю, — ответил я. При этом вопросе сердце у меня упало. — Наверное, наполовину.

Томми все сосал большой палец, что у него было признаком глубокой задумчивости.

— На какую половину ты мой брат?

— Что? Не знаю. Так обычно не бывает.

— По-моему, на эту, — сказал он, прикладывая руку сначала к талии, а потом двигая ее к голове. — Вот на эту.

— Мальчики, надо спать. — Это был папа. Он стоял в дверях нашей комнаты, держа старый зеленый спальный мешок, который, как я помнил, мама купила на распродаже в уилтонской дискотеке — ежегодное мероприятие по сбору денег. Сначала я решил, что он просто проходил мимо по пути в кабинет, чтобы прочитать еще какие-нибудь документы. Раньше в тот вечер я слышал, как гудел факс, и был уверен, что его ждала новая пачка документов, которые надо просмотреть. Но он прошел к моему письменному столу и погасил настольную лампу. Потом прочистил горло:

— Мальчики, должен вам кое-что сказать.

В горле у меня пересохло. Я вообразил, что это как-то связано с Бобби Ли. Накануне я слышал, как дядя Фрэнк сказал тете Бесс, что из-за того резонанса в обществе, который получило это дело, оно сейчас находится на пересмотре, и судья скоро вынесет свое решение.

— Я подумал, а не поспать ли мне сегодня с вами. Ваш дядя очень громко храпит. Как вы на это смотрите? Диван в гостиной слишком мал, а в кухне мне спать не хочется.