Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Хорошо. — Я постарался, чтобы он по голосу не догадался о моем волнении и недоверии. Я не мог представить себе, чтобы папа спал вместе с нами, да к тому же на полу.

— Хорошо так хорошо, — сказал папа, аккуратно расстилая спальный мешок на полу в середине комнаты, между мной и Томми.

— Тедди, папа будет спать с нами, — громко прошептал Томми, залезая в кровать.

— Только эту ночь, ребята. Полагаю, что весьма скоро мне придется перебраться в цокольный этаж, — проговорил папа, медленно забираясь в спальный мешок. Устроившись там, он сказал: — Уже очень поздно. Почти полночь. Надо поскорее уснуть.

С минуту все молчали, и я испугался, что папа сразу же уснет. Я не мог допустить, чтобы такое событие происходило в молчании.

— Жестко на полу? — Я с большим трудом мог разглядеть его, потому что глаза еще не привыкли к темноте, и когда я посмотрел в его направлении, все, что видел, это темная бесформенная куча.

— Ну, — услышал ответ, — как тебе сказать. Но привыкну. В колледже мне часто приходилось спать на полу. Мой сосед по комнате, мистер Куинн, тот, что теперь наш адвокат, тоже сильно храпел. Поэтому я часто спал в комнате другого сокурсника, этажом ниже.

— В Гарварде?

— Да. Там. — Я слышал, как он ворочается в спальном мешке.

— Ты ходил по соседям на Хэллоуин, когда был маленьким? — спросил Томми. Голосок у него был тихим и тоненьким, и я понял, что он засыпает.

Папа прочистил горло.

— Да, ходил, с вашим дядей. Мы вместе ходили по улице, то в одну, то в другую сторону. Да, помню, именно так.

Образ веселящегося папы-мальчика, ходящего по соседям, взволновал меня.

— А кем ты был одет?

— Ну, уже не помню, — тихо ответил он. Я ожидал, что после этого он замолчит, но он продолжал: — Однажды я оделся гангстером. В те годы гангстеры были в моде. Надел папину старую фетровую шляпу. У нас обоих были игрушечные автоматы. Такие черные, очень похожи на настоящие. — Он говорил как-то неуверенно, как будто пробирался через темную, заваленную вещами комнату. — Миссис Фроссо, пожилая женщина, наша соседка, увидев нас, вызвала полицию. Когда мы подошли к ее двери, нас уже ждали полицейские, поэтому мы побежали.

— Почему вы побежали?

— Даже не знаю. Наверное, потому что мы испугались. В нашем квартале полиция появлялась нечасто. Полицейские побежали за нами. — Тут папа рассмеялся, сухим, хриплым смехом, совершенно незнакомым и чудесным. — Да, — продолжал он. Теперь он говорил быстрее, а слова выходили из него прерывистыми группками. — Они гнались за нами несколько кварталов, перебегали улицы, пробежали сквозь парк. Преследовали они нас только потому, что мы убегали. Помню, в конце концов мы спрятались в каком-то гараже, забравшись в чью-то машину. Там они нас и нашли.

— А что потом?

— Они нас вытащили, привезли в полицейский участок и позвонили родителям. Оказалось, что полиция охотилась за двумя несовершеннолетними вандалами, испоганившими всю округу. Все это было сплошное недоразумение, но оставило массу впечатлений. Мы тогда перепугались. По крайней мере, я. Как теперь вспоминаю, Фрэнк не особенно переживал по этому поводу. Но соседи довольно долго говорили о случившемся.

— Сколько тебе тогда было лет?

— Лет десять-двенадцать. Я был как ты теперь. А Фрэнку лет семь-восемь.

— Где вы жили? Вы ведь тогда жили не в Уилтоне, да?

Папа усмехнулся — еще один новый, непривычный звук.

— Нет, нет. В то время мы жили в северной части Чикаго, в самом городе, на Лоренс-авеню. Там жила греческая община. Все там были греками.

— Можно туда как-нибудь съездить?

Последовала пауза.

— Почему нет, — наконец ответил папа. — Можно. Наверное, мне будет приятно еще раз там побывать. Я там не был тридцать лет.

Комната погрузилась в тишину. Меня разволновал папин рассказ и то, как он мне это рассказал. Я хотел задать другие вопросы о его жизни, хотел проговорить с ним всю ночь, но было поздно, а я устал сверх всякого предела. Лежа в постели так близко от папы, я почувствовал себя защищенным. Этого чувства у меня не было с тех пор, как умерла мама. Я на минутку прикрыл глаза.

— Ну что же, — услышал я папин голос. — Думаю, на сегодня разговоров достаточно. Надо поспать. Спокойной ночи, мальчики.

Томми ничего не ответил. Но я смог все же прошептать: «Спокойной ночи, папа» и стал сползать в сон.

— Ничего не могу с собой поделать, люблю чизбургеры, всякие, люблю, и все тут, — сказал Бобби Ли, наливая на тарелку лужицу кетчупа, расползшегося по ней, как нефтяное пятно. Знаю, что они вредны, но ничего не могу с собой сделать. У каждого свои недостатки. А у тебя они какие? — спросил он, откусывая от бургера. — Девчонки-резвушки?

Я проигнорировал его замечание и попытался проглотить ломтик жареной картошки. Из-за настойчивых вопросов Бобби Ли мне становилось все сложнее следовать выбранной стратегии молчания. Рано или поздно мне придется заговорить.

— Да, маловат ты для баб, — сказал он.

Мы сидели в «Новом семейном ресторане Уилла» и ели ранний обед. Вначале Бобби Ли хотел пойти в «Макдональдс», но после разговора с адвокатами было решено, что у «Уилла» нам будет легче уединиться. Они были совершенно правы: в этом ресторане мы с Бобби Ли были единственными посетителями, помимо адвокатов Бобби Ли и моего папы, которые сидели за соседним столиком и пили кофе. Снаружи я видел Мориса, привезшего меня и сейчас сидевшего и курившего в машине с приспущенным оконным стеклом.

— Здесь не плохо, — с полным ртом сказал Бобби Ли, оглядывая пустой ресторан.

Я тоже огляделся. Он был прав. За последние несколько месяцев ресторан Уилла совершенно преобразился. Толстый слой жирной и липкой грязи со стен был счищен, сделав их поверхность ярче, чище и как-то радостнее. Диваны-уголки, старые, обтрепанные, в пятнах, и столы исчезли. Их сменили столы с блестящей поверхностью, покрытые черным лаком, скользкий пол был выложен черными и белыми плитками, от которых рябило в глазах. Даже карточки меню были новыми и красочными. Они предлагали блюда впечатляющими фразами, вроде «Нам было бы приятно предложить вам…» или «Несколько чудес с гриля Уилла». В дальнем углу процесс обновления еще не был завершен: стену снесли, и за висящей занавеской проступали очертания лестниц и ведер с краской. Об идущем ремонте свидетельствовала табличка, стоявшая на пюпитре: «Приносим извинения за пыль». Усаживая нас, Уилл объяснил, что для особых случаев он пристраивает небольшой зал.

— Захотелось бы тебе съездить ко мне в Теннеси?

Я пожал плечами.

— Думаю, тебе там понравится, — сказал Бобби Ли, жуя жареную картошку. Потом выражение его лица изменилось, и он посмотрел на тарелку. — Поганая картошка, — сказал он и махнул рукой, подзывая официантку. Несмотря на все изменения, я узнал ее: это она какое-то время назад обслуживала нас с Томми и дядей Фрэнком. Она так и не отбелила себе зубы.