Джим Кокорис - Богатая жизнь

— У вас все есть? — спросила нас тетя Бесс. — Вы ничего не забыли, надели свои костюмы полностью?

— Да, — ответил я. Мы с Томми были одеты вампирами, на нас были легкие полиэтиленовые плащи и белые клыки, которые тетя Бесс купила накануне в супермаркете. Костюмы не шли ни в какое сравнение с теми, которые делала для нас мама, но я не сказал этого тете Бесс. Она ими гордилась, и я был благодарен ей за ее внимание. Моя старая любовь к Хэллоуину вернулась в тот день утром, на празднике в школе Св. Пия. Я был рад тому, что мы пойдем по домам, пусть и в дешевых костюмах из магазина, пусть даже праздник будет длиться только до появления на экране Софи Лорен.

Снаружи у начала подъездной дорожки нас ждал Морис. Когда мы подошли к нему, Силвэниес наклонил голову и сказал:

— Добрый вечер. Наше счастливое знакомство доставит мне поистине ни с чем не сравнимое наслаждение.

Морис долго смотрел на Силвэниеса, прежде чем в свою очередь наклонить голову. Глядя на выражение его лица, я заподозрил, что он не видел «Темной башни». Он пыхнул трубкой и взял за руку Томми.

Сначала мы остановились у двери миссис Роудбуш, и нашли на крыльце корзинку с красными яблоками с запиской на ручке «Берите по одному!». Когда шли обратно по дорожке, я увидел ее в окне, она наблюдала за нами. Я поднял руку с яблоком, показав, что взял только одно. Но как только она увидела меня, сразу же задернула штору.

— Жаль, что Эмили не очень любит праздники, — заметил Силвэниес, пока мы шли назад. — Вероятно, с ними у нее связаны определенные воспоминания.

Мы, не спеша, ходили по Стоун-авеню то в одну сторону, то в другую, но всюду вызывали ажиотаж. Большинство маленьких детей, подходивших к двери, не отрывали глаз от Силвэниеса, онемев от испуга и, как я подозреваю, от удивления. Из всех, ходивших по округе в костюмах, он был самым старым. Миссис Ханрахан, жившая в самом конце квартала, примерно ровесница тети Бесс, закрыла рот рукой, когда увидела нас, и сказала: «Надо же, будь я проклята!» Потом попросила у Силвэниеса автограф.

Когда мы пришли к Уилкоттам, нас приветствовала миссис Уилкотт в длинном белом платье с бумажными крыльями, которые беспомощно хлопали при ходьбе. На ней также была сверкающая золотая корона с красным камнем спереди, отражавшим и дробившим яркий свет на парадном крыльце.

— Догадайтесь, кто я! — сказала она, открыв нам дверь.

— Боже мой, вы сестра милосердия! — сказал Силвэниес, щелкнув пальцами.

Миссис Уилкотт улыбнулась ему, но в глазах появилось разочарование.

— Нет, — медленно произнесла она, отделяя каждое слово, как будто это было целое предложение, — Я Белинда, Добрая Колдунья с Запада.

— Да, конечно, конечно, у вас ведь крылья, — сообразил Силвэниес. Потом взял с подноса большое печеное в сахаре яблоко, которое поднесла ему миссис Уилкотт.

— Тедди, а это тебе. Я сделала его специально для тебя. — Она протянула мне другое яблоко, на нем глазурью было написано мое имя.

— Спасибо, — сказал я, хотя и вспомнил, что в последнее время уже два раза говорил миссис Уилкотт, что не люблю яблоки.

— Мистер Силвэниес, у меня к вам просьба, — сказала миссис Уилкотт. — Я бы хотела сфотографировать вас для своей колонки в газете. Вы не возражаете? — Она широко открыла дверь.

— Сфотографировать? Конечно, конечно, — согласился Силвэниес, — буду рад оказать вам эту услугу.

Мы вошли и подождали, пока миссис Уилкотт взяла аппарат.

— Скорее! — крикнул Томми. Ему хотелось обойти как можно больше домов и до краев наполнить свой праздничный пластиковый мешок.

Миссис Уилкотт поставила нас у входной двери, Силвэниес был между мной и Томми, положив нам на плечи свои костлявые руки. Морис со своей трубкой дожидался на крыльце. Она сделала несколько снимков, с каждой вспышкой подходя на шаг ближе, а за спиной у нее дергались бумажные крылья. Я даже подумал, что она наткнется на нас, так близко она подошла.

— Хочу сделать несколько портретов.

Закончив, она взяла меня за руку и отвела в сторону.

— Молюсь за вас, — сказала она, глядя на меня широко открытыми честными глазами. — И Бенджамин тоже. Он молится каждую ночь. Знаю, что он молится за тебя.

Я кивнул головой, но не поверил. Не мог представить себе Бенджамина, молящего Бога о чем-то, кроме того, чтобы братьев Сеззаро сбило грузовиком.

Когда мы уходили, миссис Уилкотт спросила Силвэниеса, не сможет ли он снова сыграть свою знаменитую сцену из «Темной башни». Она хотела записать ее на видео и показать в той части своей программы, в которой ничего не готовила.

— Вряд ли. Это же было так давно.

— Да пошли же! — завопил Томми и потянул Силвэниеса за плащ.

— О, мистер Силвэниес, я так вас прошу! — настаивала миссис Уилкотт, и ее маленькие голубые глазки расширились, проглотив нас целиком. Она подошла к обеденному столу и вернулась с небольшой видеокамерой, которую бережно держала обеими руками. — Мне бы так хотелось иметь что-то записанным на кассете. Я знаю, что в Уилтоне живет достаточно много ваших поклонников. Это будет такой честью для нас.

Тут Силвэниес склонил голову.

— Вы так изящно изложили свою просьбу, что я не могу отказаться. — Он закрыл лицо руками и забормотал: — Да, да. — Внезапно с величественной грацией он по-актерски накинул конец плаща на плечо: — Я тень, — сказал он тихо, но голос его начинал обретать силу. — Я ночной кошмар, о котором страшно даже вспоминать. Черная птица, караулящая вас под окном. Бездомная собака, ожидающая в лесу своего часа. Ночная тьма. Идите ко мне, мы закружимся в танце смерти. — Тут он сделал то, чего я от него не ожидал: он пронесся мимо нас и вспрыгнул на первую ступеньку лестницы. — Глупцы! — закричал он. — Меня нельзя победить! Вам это не под силу. И вашему Богу тоже. Оружие вам тоже не поможет. Не поможет вам и любовь! — Он метнул на нас взгляд, глаза у него загорелись мрачным огнем. Меня изумило его мгновенное преображение, особенно если учесть, какие слова он говорил. Они не казались мне театральным монологом. — Возможно, вы считаете, что победили меня, но это иллюзия, — продолжал он голосом бархатным и вкрадчиво-сладким, как дорогой шоколад. — Я лишь позволил вам победить себя на время. Сейчас, как только взойдет солнце, я усну. Но вернусь и уведу вас с собой в вечность. — С этими словами он отвернулся и взбежал вверх по лестнице. При этом его густые, смазанные гелем и зачесанные волосы встали и мотались из стороны в сторону, как у безумного. Добежав до верха, он схватился за грудь, упал и покатился — вниз и вниз, все быстрее, все сильнее ударяясь о ступени.

Миссис Уилкотт завизжала:

— Боже мой!

— Воу! — закричал Томми.

— Помогите мне, — едва выговорил Силвэниес, лежа в самом низу лестницы. — По-моему, у меня сердечный приступ.