Евгений Левандовский - Огнем опаленные

По дороге в деревню шел молодой парнишка. Старая, облезлая шапка-ушанка, поношенная телогрейка, подпоясанная обрывком веревки. На ногах обмотки и привязанные веревкой галоши. За спиной холщовая сумка. В ней небольшая краюха хлеба крестьянской выпечки, несколько картофелин, две наволочки, детское одеяло, простыни и маленькое круглое зеркальце. Все это уже не новое. Но, может быть, найдутся добрые люди и обменяют на хлеб, на картошку, на муку или другие продукты, а то дома осталась больная мать и сестренка.

Парень жался к обочине, не обращая внимания на улюлюканье немецких солдат, которые проезжали мимо. Иногда ему приходилось отскакивать в глубокий снег: шофер, чтобы доставить удовольствие своим пассажирам, старался наехать на него. Иногда солдаты ради потехи стреляли в него из автомата. Тогда он испуганно вбирал голову в плечи и приседал на корточки. Довольные солдаты смеялись. Но едва «шутники» отъезжали, парнишка выходил на дорогу, отряхивался и шел дальше.

Вот и деревня. Парень подошел к первой избе, постучал. На порог вышла старуха.

— Добрый день, бабушка! Нет ли у вас картошки или хлеба обменять на простыни или наволочки?

— Что ты, милый. Сами с голоду чуть не умираем. Да и до простыней ли нам теперь? У самих ничего нет.

Парень прошел еще несколько домов, и все безрезультатно. Наконец подошел к маленькой избушке, стоявшей немного на отшибе. Постучал в окно. Из дома вышел крепко сложенный старик лет шестидесяти. С большой бородой, растрепавшейся на груди, крупными руками, покрытыми несмывающимися следами металла, видно кузнец.

— Ты что это, малый, по окнам лазишь? Или дверей тебе мало?

— Дяденька, не обменяете ли мне зеркало на сало?

— Ишь чего захотел. Сала. Да и на что мне зеркало? Бороду, что ли, расчесывать перед ним?

— Зеркало довоенное. С видом Днепрогэса.

— Ну, заходи. Покажи свой товар, купец.

Как только за ними закрылась дверь, парень выпрямился и на глазах подрос. С лица исчезло детски наивное и немного дурашливое выражение.

— Здравствуйте, Николай Петрович. Вы один?

— Здравствуй, сынок. А кому же у меня, старого бобыля, быть-то? Один, один. Ну, рассказывай, от кого прибыл, зачем?

— Я от Владимира Степановича. Сегодня ночью прибыл. Владимир Степанович хотел узнать, что у вас нового. Слух прошел, что в ваших краях появился новый партизанский отряд. Недавно обстреляли недалеко от вашей деревни немецкую колонну, за разъездом подорвали мост. Что вам об этом известно и где они находятся?

— Вот уж не знаю. За последнее время никаких обстрелов на этом участке не было. Да и мост стоит целый. Приходил вчера ко мне человек с разъезда. Что же, говорит, наши ничего не делают? Сообщили же, что через разъезд каждый день идут эшелоны на восток. Взорвать мост — недели на две задержка была бы. Уж они сами надумали взрывать, да я им пока запретил — очень хорошо они устроились на разъезде. Группа небольшая — четыре человека, да нельзя их оттуда снимать. А нового отряда не появилось. Вот, правда, в двадцати километрах отсюда завелась в лесу какая-то пакость — бандиты. Так они больше мирное население обижают. Из соседней деревни полицейский — наш человек — передал, что и немцы о них знают. Да не трогают. Им-то такие «партизаны» на руку. Надо бы до них добраться, до сволочей. Вот, думаю, к ним своего человека подбросить.

— Ну что же, спасибо, Николай Петрович. Теперь все ясно. В отряд пока никого не посылайте. Я туда пойду. Вы мне лучше помогите связаться с тем вашим полицейским из соседнего села.

К деревне Виктор подошел, когда уже начало смеркаться. Выждав, пока совсем стемнело, Виктор вошел в село и подошел к дому полицейского. Тот оказался молодым парнем, лет двадцати пяти. Он рассказал о бесчинствах банды, расположенной в соседнем лесу, — бандиты врываются в деревни, забирают продукты, скот, пьянствуют. Называют себя партизанами. Сказал, что уже получил нагоняй от своего полицейского начальства за то, что донес на нее как на партизанский отряд и предложил устроить облаву. Начальство пригрозило, чтобы он не совал свой нос куда не следует, а то…

Двое часовых сидели у опушки леса на разостланном сене. Они сегодня были в наряде. Хотя Овчаренко и был уверен, что его отряду ничего не грозит, но наряды выставлял по всей округе многочисленные. Надо же чем-то занять людей.

Скоро должна была прийти смена, а ничего особенного, как и всегда, не произошло. Кругом тишина. Поле просматривалось далеко. И нигде ни одной живой души. Только в деревне, которая была в полукилометре от леса, иногда кто-нибудь добегал с ведрами до колодца и торопливо возвращался домой.

Вдруг в деревне послышалась стрельба. Потом показался человек. Он что есть мочи бежал к лесу. За ним гнались трое с винтовками и стреляли с ходу по беглецу. А тот зайцем петлял, проваливался в сугробы, но расстояние между ним и преследователями все росло. Наконец те трое остановились, что-то прокричали вслед убегавшему человеку и пошли обратно к деревне.

Беглец приближался. Он должен был войти в лес метров за сто от часовых.

— Пошли, возьмем его. Доставим в штаб.

Молодой парень был, видимо, избит. На лбу — здоровый синяк, из носа сочилась кровь. От бега задыхался. Подбежав к лесу, повернулся в сторону деревни, погрозил кулаком.

— Ну, гады, вы у меня еще запоете!

— Руки вверх!

Парень оторопело оглянулся — на него смотрело дуло автомата. Он начал медленно поднимать руки. Потом резко присел и рванулся в сторону.

— Тихо, ты!

Навстречу ему вышел второй человек с автоматом.

В боковом кармане у парня нашли финку, в брюках две серебряные ложки, серьги, колечко.

— Ничего себе, жук! По деревням, дурень, промышляешь? Видал такого? Ха! Ха! Ха! Ха! Ну и зверя мы поймали. Что, пацан, досталось на орехи? Чуть не попался?

— Было дело. А вы кто такие?

— Ишь ты какой. Ему сразу доложи. Кто такие. Может, тебе сразу и ключ от квартиры дать? А ну пойдем. Да ты постой, не утирайся. Пусть наш батя на тебя такого посмотрит. Любит он посмеяться.

Виктор уже третий день находился в расположении отряда. Многое узнал, но пока присматривался к людям.

Овчаренко долго раскатисто смеялся, когда ему часовые рассказывали о том, как поймали с поличным на воровстве этого пацана, который назвался Генкой. Приказал его поместить пока в землянку к своим «дружкам», а тем наказал присмотреть за малым.

На следующий день Овчаренко доложили, что парень вроде ничего. В землянке напился. Орал блатные песни, полез в драку и заснул только тогда, когда ему скрутили руки и как следует намяли бока. Овчаренко успокоился. Пусть живет.

Последнее время Овчаренко стал очень подозрителен. Около своей землянки выставил усиленный караул из своих людей. Для беспокойства были причины. Каждый день свои люди доносили ему, что все больше появляется недовольных. Особенно после того, как Локтев убил старика. Да и радистки эти. Овчаренко сразу же хотел их прикончить. Но Локтев заспорил с ним. Пытается договориться. Черта лысого таких уговоришь. Кончать надо с ними. Немцы наседать стали. Вчера второй раз приходил от них человек. Требуют послать людей в соседние районы, разыскать партизан и доложить о их расположении. Пригрозили, что, если не выполнит приказа, пришлют карателей. Придется послать кого-то. И отряд надо немного почистить. Всех особо недовольных убрать.