Жан-Поль Рихтер - Грубиянские годы: биография. Том II

В «Сентиментальном путешествии» имеются и другие моменты сходства с «Грубиянскими годами»: повествователь, Йорик, пишет предисловие к своему роману в карете (глава «Предисловие в дезоближане»), перечисляя в нем категории путешественников; в Париже он научается всем угождать (как это делал Флитте) и уезжает из Парижа в Италию по такой причине ( Стерн , с. 123; курсив мой. – Т. Б.):

И такой ценой я мог есть, пить и веселиться в Париже до скончания дней моих; но то был позорный счет – я стал его стыдиться. – То был заработок раба – мое чувство чести возмутилось против него – чем выше я поднимался, тем больше попадал в положение нищего – чем избранное Coterie – тем больше детей Искусственности – я затосковал по детям Природы. И вот однажды вечером, после того как я гнуснейшим образом продавался полудюжине различный людей, мне стало тошно – я лег в постель – и велел Ла Флеру заказать наутро лошадей, чтобы ехать в Италию.

Йорик движется по тому же пути, какой избирают Предуведомитель и другие персонажи Жан-Поля (только здесь этот путь описан гораздо более скупо): от душевной холодности и готовности угождать чужим вкусам – к встрече (в Мулене) с Бедной Марией («Чувствительностью») и ее родителями \Стерн , с. 124; курсив мой. – Т. Б.]: «Отправляясь к ним, я, признаться, похож был на Рыцаря Печального Образа , пускающегося в свои мрачные приключения, – но не знаю почему, а только я никогда с такой ясностью не сознаю существования в себе души , как в тех случаях, когда сам пускаюсь в такие приключения», – и к вершине горы Тарар под Лионом, где он, поужинав у крестьянина и понаблюдав за танцами его детей, осознает, что такое подлинная благодарственная молитва ( там же , с. 130–131; курсив Стерна):

Словом, мне показалось, что я вижу осенившую танец религию – но так как я еще никогда не наблюдал ее в таком сочетании, то принял бы это за обман вечно сбивающего меня с толку воображения, если бы старик по окончании танца не сказал мне, что так у них принято и что он всю свою жизнь ставил себе правилом приглашать свою семью после ужина к танцам и веселью; ибо, по его словам, он твердо верил, что радостная и довольная душа есть лучший вид благодарности, который может принести небу неграмотный крестьянин…

Некоторая аналогия с «Танцем личин» в «Грубиянских годах» здесь определенно просматривается. До конца романа остается всего одна глава, «Щекотливое положение», которая начинается фразой (там же , с. 131): «Когда вы достигли вершины горы Тар ар, вы тотчас начинаете спускаться к Лиону» («Я тоже снова спущусь вниз, и я тоскую одновременно по спуску и подъему », – вторит этой мысли Предуведомитель Жан-Поля, с. 762)…

На всем протяжении путешествия Йорик (наделенный именем шекспировского шута , определение «королевский шут» по ошибке оказывается записанным и в его паспорте) периодически мимолетно встречается с некими благородными дамами, и первая такая встреча происходит в Кале ( Стерн , с. 21–22; курсив мой. – Т. Б.):

При встрече с ней на улице первоначальное впечатление возобновилось; скромность и прямодушие, с которыми она подала мне руку, свидетельствуют, подумал я, о ее хорошем воспитании и здравомыслии (good sense); а идя с ней об руку, я чувствовал в ней приятную податливость, которая наполнила покоем все мое существо – Благостный Боже, как было бы отрадно обойти кругом света рука об руку с таким созданием!

Я еще не видел ее лица – это было несущественно; ведь портрет его мгновенно был набросан, и задолго до того, как мы подошли к дверям сарая, Фантазия (Fancy) уже закончила всю голову, не нарадуясь тому, что она так хорошо подошла к ее богине , точно она достала ее со дна Тибра. – Но ты обольщенная и обольстительная девчонка ; хоть ты и обманываешь нас по семи раз на день своими картинами и образами, ты делаешь это с таким очаровательным искусством и так щедро уснащаешь свои картины ангелами света , что порывать с тобою стыдно.

Не правда ли, знакомые по текстам Жан-Поля образы? Фантазия, «обольщенная и обольстительная девчонка»; богиня, чей образ-портрет она «набрасывает»; и даже «ангел света» (имя Энгельберты, сестры Рафаэлы, означает «сияющий ангел»). Характерное (и для Жан-Поля) сочетание Фантазии и Здравомыслия – как ее (=Фантазии) госпожи. В «Приготовительной школе эстетики», в главе о «многообразии сил гения», всё это описано так ( Эстетика , с. 87; курсив мой. – Т. Б.):

Первый феномен – рассудительность (Besonnenheit). Она на каждой ступени предполагает равновесие и спор между действием и терпением, между субъектом и объектом. Но есть высшая рассудительность, – она раздваивает и ссорит сам внутренний мир, – ссоря, делит надвое, на Я и его царство, на творца и мир творца. Божественная рассудительность отличается от обыденной , как разум от рассудка (оба вида рассудительности рождаются от разума и рассудка). Обыденная суетная рассудительность всегда обращена наружу, она в высшем смысле всегда пребывает вне себя, никогда не при себе; у тех, кто так рассудителен, всегда сознание сильнее самосознания, ибо последнее предполагает, что человек узрит сам себя, – он одновременно будет виден себе целиком, в двух зеркалах, повернувшийся к ним, отвернувшийся от них.

У Жан-Поля мы видим пары: трактирная служанка Флора и Вина; служанка Вины Луция и Вина; актриса, а потом «Рабыня Добродетели», Якобина и Вина. Может быть, и у Стерна проходящие через весь роман образы дам и их служанок суть воплощения все той же первой дамы, чей портрет был изначально нарисован для Йорика фантазией (Фантазией-служанкой), – во всяком случае, так мог прочитывать этот роман Жан-Поль (позаимствовавший оттуда – для своей Якобины – эпизод с покупкой Йориком перчаток у парижской гризетки).

Но вернемся к той главе в романе Стерна, которая называется «Щекотливое положение». Йорик, задержанный в дороге каменным обвалом, вынужден остановиться на ночь в гостинице, куда приезжает и незнакомая ему дама со служанкой. Хозяин может предоставить всем троим лишь две смежные комнаты – одну, продуваемую холодным ветром, и вторую, с двумя узкими, расположенными впритык другу к другу кроватями. Дама и Йорик вступают в переговоры [Стерн, с. 134–135):

…по завершении их были окончательно установлены все статьи соглашения между нами, которому мы придали форму и вид мирного договора… <���…>

Со стороны дамы поставлено было условие, и она на нем настаивала, чтобы после того как Monsieur ляжет в постель и будут потушены свеча и огонь в камине, Monsieur не произнес ни одного слова всю ночь.

Но Йорик никак не может уснуть [Стерн, с. 135–136):