Джеймс Джойс - Улисс (часть 3)

Прекраснейшая из книг... на моем веку - из хвалебного предисловия Йейтса к книге А.Грегори "Кухулин из долины Муртемне" (1902); сравнения с Гомером в предисловии нет.

Бесовское измышление! - выражение напомнило Стивену его размышления в "Несторе"; мавританский танец девятерых - арабские цифры в тетрадке Сарджента, а также отсылка ко "Сну в летнюю ночь", II, 1.

Дочери Эрина - патриотическая женская организация, основанная Мод Гонн.

Здесь я следил за птицами... - "Портрет", гл. V.

Страшусь тебя, о старый мореход - строка из поэмы Кольриджа "Сказание о старом мореходе" (1798).

Оксешрордские нравы - В статье об Уайльде Джойс писал, что наклонность к гомосексуализму - "логический и неизбежный продукт англосаксонской системы колледжей и университетов".

Тачка солнца над дугой моста - от Оксфорда мысль Стивена переходит к оксфордскому профессору Джону Рескину (1819-1900), эстетику, критику и социальному реформатору; на это указывает рескинская примета - "тачка": намекая, что Рескин призывал молодежь вместо бесполезного спорта строить дороги, Джойс писал, что он "ведет англосаксонских отроков в страну обетованную, вооружась тачкой" (статья "Оскар Уайльд: поэт "Саломеи" (1909). В целом, однако, он относился к Рескину с почтением и после его кончины написал в его честь эссе "Венок из дикой маслины".

Выступы стен - "Макбет", I, 6.

Мир цимбелиновых друидов... Хвала богам!.. - финальная сцена "Цимбелина".

10. БЛУЖДАЮЩИЕ СКАЛЫ

Сюжетный план. Три часа дня - середина романа. Автор устраивает интермедию, перерыв в течении действия. Здесь действия почти нет, и роман развертывается не во времени, а в пространстве: автор делает синхронный срез космоса "Улисса", показывая его обитателей в разных местах, но в одно время. Впервые (точнее, после беглых предвестий, в духе Джойса) появляется во плоти главный обидчик Блума Буян Бойлан, модный и наглый "герой-покоритель", готовящийся к очередной победе. Добровольная жертва, Молли, лишь мелькает за белою занавеской, сейчас ее роль - только ожидание. И последнею из синхронных картинок - проезд вице-короля, оккупанта по оккупированной столице, редкая у Джойса социальная сатира.

Реальный план эпизода, как в "Лестригонах" и еще более, - не столько люди и факты, сколько сам город. "Джойс писал "Блуждающие скалы", держа на столе карту Дублина, на которой красным нанесены были пути графа Дадли и отца Конми. Он вычислил до минуты время, нужное всем персонажам для их передвижений" (ф. Баджен). Реальней некуда. (Конечно, цели художества порой приводят к изменениям топографии, но очень редко.) С событиями художник чувствовал себя свободнее, чем с местами; открытие благотворительного базара Майрас было 31 мая, а не 16 июня, и отнюдь не предварялось пышною кавалькадой, хотя вице-король и почтил его своим посещением. Что ж до людей, то почти все население эпизода уже появлялось прежде; большинство новых пришельцев - также реальные городские фигуры: ростовщица Макгиннесс импозантного вида, люди-сандвичи с рекламой Хили, одноногий нищий, учитель танцев Маджинни в чрезмерно пышном наряде; даже один из малышей, встречаемых Конми, - младший брат школьного товарища автора. Альмидано Артифони - директор языковой школы Берлица, под началом которого Джойс работал в Триесте. Здесь ему отводится роль учителя вокала, которую для автора играл в Дублине другой итальянец, профессор Бенедетто Пальмиери; восхищенный его голосом, Пальмиери предлагал обучать его три года бесплатно, в обмен на проценты с его гонораров певца в последующие десять лет. Сложней, естественно, с Бойланом. Он не имеет близкого прототипа и является сборною фигурой. В Дублине конца века был торговец лошадьми Бойлан по прозвищу Буян, но, кроме имени, Джойс ничего не взял у него. Больше общего у Буяна с другим дублинцем, Тедом Кео, который был тоже торговцем лошадьми, как и его отец, тщательно одевался, носил канотье и зарабатывал на боксерских матчах, финансируя известного боксера. Кое-какие черты характера - фатоватость, напористость - доставит триестский знакомый Роберто Прециозо, безуспешно ухаживавший за Норой. Но ясно уже, что все общее и главное, цельность образа, есть создание художника. Из всех основных героев романа в Буяне, пожалуй, меньше всего списанности.

Гомеров план столь хрупок, что и вообще не гомеров. В "Одиссее" нет приключения с блуждающими скалами, а есть лишь рассказ Цирцеи (XII, 59-73) о "двух дорогах", открытых Улиссу, из коих одна через эти скалы, другая же - через Сциллу и Харибду; Улисс выбрал вторую. Вместо гомерова, эпизод имеет иной античный план, доставляемый мифом об аргонавтах. По этому мифу, блуждающие скалы (Симплегады) находятся у Босфора, при входе в Черное море; благодаря помощи Афины или Геры аргонавты прошли между ними, лишь повредив корму судна. Однако и с этим мифом связь слаба и неубедительна. Ядро мифа - преодоление героем (героями, судном) смертельной угрозы, причем угрозы определенной, типа сжимающихся с двух сторон клещей. У Джойса ничего этого нет. Он утверждает следующие соответствия: Босфор Лиффи, европейский берег - вице-король, Азиатский берег (Христос - из Азии!) - Конми, Симплегады - группы дублинцев; сюда естественно добавляется (что сделал уже Стюарт Гилберт в 1930 г., писавший по указаниям автора) ассоциация плывущего по Лиффи бумажного кораблика, "Илии" с "Арго". При таких соответствиях в эпизоде - ни единой структурной черты мифа. "Арго" - Илия не имеет к "Симплегадам" никакого касательства, "Симплегад" - не две, как в мифе, а девятнадцать, а главное, в их движении - никакой угрозы и никаких клещей. Сам Джойс видел в блужданиях своих дублинцев мотив лабиринта; это очень уместно, но мотивы или парадигмы лабиринта и сжимающихся клещей - совсем разные! Кажется, проще и естественней видеть Симплегады в Конми и вице-короле, Церкви и Империи, аргонавтов же - во всех дублинцах, что ладят проскользнуть между ними, при этом повреждая себе кто что... Но так, видимо, было для Джойса слишком просто.

Тематический план. Дублин в "Блуждающих скалах" - гораздо больше, чем фон, это и главная тема их, главный герой; эпизод - "чествование Дублина" (К.Харт). Здесь Джойс в полной мере проявляет себя как урбанист по природе и симпатиям, человек города, со вкусом и знанием воссоздающий пеструю, звучную стихию городской жизни - дома и памятники, мосты, улицы, трамваи, снующих жителей, сходящихся в пары, в группы, беседующих и вновь расходящихся... Здесь царствует внешний мир, вещественный и воспринимаемый всеми чувствами. И этим вносится непременный у Джойса контраст с соседними эпизодами, где столь же явно господствовал мир внутренний: Блума - в Восьмом эпизоде, Стивена - в Девятом.

Из 19 синхронных сцен эпизода первая и последняя выделяются особо. Это не только сценки из панорамы города, но и идейные мотивы, для Джойса редкостно прозрачные и простые. В лице Конми и вице-короля, которые, в отличие от других, следуют по всему городу, обходят владенья свои две властвующие силы, духовная и мирская, Церковь и Империя (тема не новая, уже в эп. 1 Стивен - "слуга двух госпож"). Пути их нигде не пересекаются, как бы в знак соглашения о разделе сфер. Джойс - против обеих, и обе описаны с иронией, однако заметно разной: доброй и теплой - в первом случае, холодной и язвительной - во втором. И дело не в том, конечно, что Церковь здесь - Конми, положительный герой и биографии, и романа Джойса, что стоило выбрать другого представителя? Дело в том, что к Церкви Джойс относился амбивалентно, но к Империи - однозначно.