Болеслав Прус - Кукла

Панна Изабелла расхохоталась.

- Ах, помню! Мне действительно тогда так казалось... Но сейчас, узнав его короче, я вижу, что он не принадлежит к категории людей, которых следует бояться. Правда, он втихомолку боготворит меня, но точно так же он будет боготворить меня даже если... я выйду за... замуж. Обожателям такого сорта, как Вокульский, довольно взгляда, рукопожатия...

- Ты уверена?

- Совершенно. Видишь ли... я убедилась, что все эти его тайные подступы объясняются обыкновенным деловым расчетом. Отец дает ему в долг тридцать тысяч, и, кто знает, может быть, все его усилия были направлены именно к этой цели?

- А если нет? - спросила панна Флорентина, продолжая теребить оборку корсажа.

- Флора! Перестань же! - рассердилась панна Изабелла. - Зачем непременно портить мне настроение?

- Ты сама говорила, что такие люди умеют терпеливо выжидать, опутывать сетями, рисковать всем и даже ломать...

- Но не Вокульский.

- Вспомни дуэль.

- Барон публично оскорбил его.

- А перед тобой извинился.

- Ах. Флора, пожалуйста, не мучай меня! - вспылила панна Изабелла. - Ты во что бы то ни стало хочешь превратить торгаша в демона, может быть потому, что... мы так много потеряли на продаже дома... и отец болен... и Старский вернулся...

Панна Флорентина сделала движение, словно желая сказать еще что-то, но сдержалась.

- Покойной ночи, Белла, - сказала она. - Может быть, ты и права сейчас... - И вышла.

Всю ночь панне Изабелле снился Старский в качестве мужа, Росси первого платонического любовника, Охоцкий - второго, а Вокульский поверенного в делах. Только в десять утра ее разбудила панна Флорентина и сообщила, что пришел Шпигельман еще с каким-то евреем.

- Шпигельман? Ах да! Я и забыла. Вели ему прийти попозже. Папа встал?

- Уже час назад. Я ему сказала о ростовщиках, но он просит тебя написать Вокульскому...

- О чем?

- Чтобы он был так любезен прийти к нам сегодня днем и уладить с ними расчеты.

- Правда, наши деньги у Вокульского. Но мне неудобно писать ему об этом. Напиши ты, Флора, от имени отца... Вот бумага на столике.

Панна Флорентина села писать требуемое письмо, а панна Изабелла тем временем стала одеваться. Сообщение о ростовщиках отрезвило ее, как струя холодной воды, а мысль о Вокульском встревожила.

"Значит, мы в самом деле не можем обойтись без этого человека? - думала она. - Ну конечно, если он взял наши деньги, так должен оплачивать и наши долги..."

- Очень проси, - сказала она панне Флорентине, - чтобы он поскорей приехал... Если Старский застанет у нас этих мерзких евреев...

- Он с ними знаком еще лучше, чем мы, - заметила Флора.

- Все равно, это было бы ужасно. Ты не представляешь себе, каким тоном говорил со мною вчера этот... как его...

- Шпигельман, - подсказала панна Флорентина. - О, это наглый еврей...

Она запечатала письмо и вышла в прихожую выпроводить ожидавших там ростовщиков. Панна Изабелла опустилась на колени перед алебастровой статуэткой богоматери, моля ее о том, чтобы посыльный застал Вокульского дома и чтобы Старский не встретился у них с евреями-ростовщиками.

Алебастровая богоматерь вняла ее мольбам, и через час, за завтраком, Миколай подал ей три письма.

Первое было от графини: она извещала, что сегодня от двух до трех часов дня к отцу придут доктора на консилиум, а также, что Казек Старений уезжает после обеда и любую минуту можно ждать его визита.

"Смотри же, дорогая Беллочка, - заканчивала письмо тетка, - действуй так, чтобы мальчик думал о тебе всю дорогу и в деревне, куда вы с отцом должны приехать через несколько дней. Я уже все устроила таким образом, чтобы он и в Варшаве не видел ни одной барышни и в поместье, кроме тебя, душенька, не встретит ни одной женщины, не считая его бабки-председательши да ее внучек, девиц малопривлекательных".

Панна Изабелла прикусила губку: ей не понравилась напористость тетки.

- Тетушка так покровительствует мне, - сказала она панне Флорентине, будто самой мне уже не на что надеяться... Не нравится мне это!

И образ прекрасного Казека Старского несколько померк в ее воображении.

Второе письмо было от Вокульского: он сообщал, что явится в час дня.

- Флора, в котором часу ты велела прийти ростовщикам?

- К часу.

- Слава богу! Только бы в эту пору не явился и Старский, - сказала панна Изабелла, беря третье письмо. - Почерк как будто знакомый? От кого же это, Флора?

- Неужели не узнаешь? - отвечала панна Флорентина, взглянув на адрес. От Кшешовской.

Панна Изабелла покраснела от гнева.

- Ах, правда! - вскричала она, бросая конверт на стол. - Пожалуйста, Флора, отошли ей письмо и надпиши сверху: "Не читано". И чего только хочет от нас эта мерзкая женщина!

- Можешь легко это узнать, - посоветовала панна Флорентина.

- Нет, нет... и нет! Не хочу я никаких писем от этой противной бабы... Наверное, опять какая-нибудь каверза, она ничем другим не занимается... Прошу тебя, Флора, сию же минуту отошли ей письмо... а впрочем, можешь прочесть... в последний раз принимаю ее каракули...

Панна Флорентина не спеша вскрыла конверт и начала читать. Понемногу на лице ее любопытство сменилось удивлением, а потом замешательством.

- Мне неловко это читать, - шепнула она, передавая письмо панне Изабелле.

"Дорогая панна Изабелла! - писала баронесса. - Я признаю, что своим поведением могла заслужить вашу неприязнь, а также гнев милосердного господа бога, который столь неусыпно печется о вашем семействе. Поэтому отрекаюсь от всего, смиряюсь перед вами, дорогая моя, и молю вас простить меня. Ибо чем, как не благодатью господней, можно объяснить появление подле вас Вокульского? Простой смертный, как мы все, стал орудием в руке всевышнего, дабы меня покарать, а вас возвысить.

Ибо мало того, что Вокульский ранил на дуэли моего супруга (да простит господь и ему все подлости, в коих он грешен предо мною!), но еще и приобрел дом, в котором угасло мое ненаглядное дитя, и теперь, наверное, заставит платить меня дороже за квартиру. Вы же не только любуетесь моим поражением, но и получили на двадцать тысяч рублей больше, чем стоил ваш дом.

Соблаговолите же, дорогая, в ответ на мое раскаяние уговорить глубокоуважаемого пана Вокульского (который, неизвестно почему, гневается на меня), чтобы он продлил со мной договор и не вынуждал меня своими непомерными требованиями покинуть дом, где угасла жизнь моей единственной дочери. Однако действовать следует осторожно, ибо этот почтенный господин по неведомым мне причинам не желает, чтобы о его покупке стало известно. Вместо того чтобы открыто купить дом, как делают честные люди, он купил его на имя ростовщика Шлангбаума и еще вдобавок подослал в суд подставных конкурентов, чтобы дать на двадцать тысяч больше, чем я. Для чего ему понадобилось действовать в такой тайне? Это, наверное, вам, дорогие, известно лучше, чем мне, поскольку вы вложили в его предприятие свой капиталец. Правда, он невелик, но с божьей милостью (которая столь очевидно сопутствует вам) и при всем известной ловкости Вокульского, наверное, принесет вам такие проценты, которые вознаградят вас за ваше прежнее горестное положение.