Болеслав Прус - Кукла

Молодой человек умолк и, заметив, что они уже в Ботаническом саду, снял шляпу. Вокульский внимательно поглядел на него и сделал новое открытие. Несмотря на изысканный костюм, молодой человек совсем не казался щеголем; он, видимо, даже не заботился о своей внешности. Волосы его рассыпались в беспорядке, галстук сбился набок, пуговка на жилете отстегнулась. Легко было догадаться, что кто-то тщательно следит за его бельем и костюмом, но сам он обращался с ними небрежно, и эта небрежность, такая необычная и изящная, придавала ему своеобразное обаяние. Все движения его были непроизвольны, размашисты и в то же время прекрасны. Прекрасна была его манера смотреть, слушать (вернее - не слушать) и даже ронять шляпу.

Они поднялись на пригорок, откуда был виден колодец, прозванный "кругляком". Со всех сторон их окружали гуляющие, но Охоцкого нисколько не стесняло их присутствие; указав шляпой на одну из скамеек, он продолжал:

- Я неоднократно читал, что люди, наделенные честолюбием, счастливы. Ложь! Именно недюжинные стремления, которыми я наделен, делают меня смешным и отталкивают от меня близких. Взгляните на ту скамью... Здесь в начале июня сидел я вечером часов около десяти с кузиной и с панной Флорентиной. Как водится, светила луна и пели соловьи. Я был в мечтательном настроении. Вдруг кузина спросила: "Кузен, вы знаете астрономию?" - "Немного". - "Так скажите мне, что это за звезда?" - "Не помню, - отвечал я, - но знаю наверное, что мы никогда не попадем на нее. Человек прикован к земле, как устрица к скале..." В эту минуту во мне проснулась моя идея, вернее мания... Я забыл о прекрасной кузине и начал думать о летательных машинах. А когда я думаю, мне непременно нужно ходить, вот я и встал со скамьи и, не простившись, покинул кузину... На другой день панна Флора назвала меня грубияном, пан Ленцкий оригиналом, а кузина целую неделю не хотела со мной разговаривать... И хоть бы я придумал что-нибудь!.. Так, нет, ничего, буквально ничего, а ведь я готов был поклясться, что не успею дойти от этого холма до колодца, как в голове моей родится хотя бы в общих чертах план летательной машины... Ужасно глупо, не правда ли?..

"Значит, они тут проводят вечера при лунном свете и соловьиных трелях? - подумал Вокульский и почувствовал нестерпимую боль в сердце. - Панна Изабелла влюблена в Охоцкого, а если... еще не влюблена, то лишь из-за его чудачества. И она права... он прекрасный и необыкновенный человек..."

- Разумеется, - продолжал Охоцкий, - я ни словечком не обмолвился об этом моей тетке, которая имеет обыкновение, вкалывая мне в галстук булавку, всякий раз приговаривать: "Дорогой Юлек, старайся понравиться Изабелле, это как раз подходящая для тебя жена... Умна и хороша собой, только она сумеет вылечить тебя от твоих фантазий..." А я думаю: "Что это за жена для меня? Если бы она хоть могла мне помогать, тогда еще полбеды... Да разве она покинет гостиную ради моей лаборатории?" И правильно: там ее сфера; птице нужен воздух, рыбе - вода... - Он помолчал. - Какой хороший вечер! У меня сегодня необычайно приподнятое настроение. Однако... что с вами, пан Вокульский?

- Я немного устал, - глухо ответил Вокульский. - Может быть, присядем хотя бы... вот здесь...

Они уселись на склоне холма в конце парка. Охоцкий уперся подбородком в колени и задумался. Вокульский смотрел на него со смешанным чувством восхищения и ненависти.

"Что он - глуп или хитер?.. Зачем он мне все это рассказывает?" - думал Вокульский.

Однако он должен был признать, что и болтливость Охоцкого отличалась той же обаятельной искренностью и порывистостью, как его движения да и весь облик. Они встретились впервые, а Охоцкий уже беседовал с ним так, словно они знали друг друга с детства.

"Пора покончить с этим", - сказал себе Вокульский и, глубоко вздохнув, громко спросил:

- Значит, вы женитесь, пан Охоцкий?..

- Разве только если спячу с ума, - пробормотал молодой человек, пожимая плечами.

- Как? Ведь кузина вам нравится?

- И даже очень, но этого еще мало. Я бы женился на ней, если бы совершенно уверился, что уже ничего не достигну в науке.

В сердце Вокульского сквозь ненависть и восхищение вспыхнула радость. В эту минуту Охоцкий потер лоб, словно очнувшись от сна, поглядел на Вокульского и вдруг сказал:

- Ах да... Я чуть не забыл, у меня к вам важное дело...

"Что ему нужно?" - подумал Вокульский, невольно любуясь умными глазами своего соперника и удивляясь внезапной перемене тона. Казалось, его устами заговорил другой человек.

- Я хочу задать вам вопрос... нет... два вопроса, очень интимных и, может быть, даже щекотливых, - говорил Охоцкий. - Вы не обидитесь?

- Слушаю, - отвечал Вокульский.

И на плахе ему не пришлось бы пережить таких страшных ощущений. Он не сомневался, что дело касается панны Изабеллы и что вот тут, сию минуту, решится его судьба.

- Вы были физиком?

- Да.

- И вдобавок физиком-энтузиастом. Я знаю, сколько вы перенесли, и с давних пор уважаю вас за это. Мало того, скажу больше... В течение последнего года мысль о препятствиях, которые вам приходилось преодолевать, поддерживала во мне бодрость духа. Я говорил себе: "Сделаю по меньшей мере то, что сделал этот человек; а поскольку передо мною нет подобных препятствий, я должен пойти дальше, чем он..."

Вокульский слушал, и ему казалось, что он видит сон или разговаривает с сумасшедшим.

- Откуда вам это известно? - спросил он.

- От доктора Шумана.

- Ах, от Шумана! А к чему вы ведете?

- Сейчас скажу. Вы были физиком-энтузиастом и... в конце концов бросили естественные науки. Так вот, на котором году жизни вы утратили к ним интерес?..

Вокульского словно обухом ударили по голове. Вопрос был настолько неожиданным и неприятным, что он с минуту не мог не только отвечать, но даже собраться с мыслями.

Охоцкий повторил вопрос, зорко вглядываясь в своего собеседника.

- На котором году? - переспросил Вокульский. - Год назад... Сейчас мне сорок пять...

- Значит, до полного охлаждения мне осталось более пятнадцати лет. Это немного ободряет меня, - сказал Охоцкий словно самому себе. И, помолчав, прибавил: - Это один вопрос; теперь второй, только не обижайтесь. В каком возрасте мужчина... становится равнодушным к женщинам?..

Второй удар. Был момент, когда Вокульский готов был схватить молодого человека за горло и задушить. Однако он опомнился и отвечал с бледной улыбкой:

- Я думаю, что никогда... Напротив, чем дальше, тем они кажутся нам желаннее...

- Плохо! - прошептал Охоцкий. - Что ж, посмотрим, кто окажется сильнее.

- Женщины, пан Охоцкий.

- Как для кого, сударь, - заметил молодой человек, опять впадая в задумчивость.

И он заговорил, словно с самим собой:

- Женщины! Подумаешь, важность! Я уже влюблялся, постойте-ка, сколько?.. четыре... шесть... семь... да, семь раз. Это отнимает массу времени и наводит на самые отчаянные мысли. Глупая это вещь - любовь. Знакомишься, влюбляешься, страдаешь... потом тебе надоедает или тебя бросают... да, два раза мне надоело, пять раз меня бросили. Потом встречаешь другую женщину, более совершенную - и она делает то же самое, что и менее совершенные... Ну и подлая же порода зверей эти бабы! Они играют нами, хотя не способны даже понять нас своим ограниченным умишком. Правда, и тигр играет людьми... Подлые, но прелестные создания... ладно, бог с ними! Между тем если человеком завладеет идея, она никогда уж не покинет его и никогда не изменит...