Белькампо - Избранное

Купить счастье невозможно, если его не продадут. Но какой сумасшедший продаст свое счастье?

Нельзя сказать, чтоб народ сплошь свихнулся, но все же пагубные сделки заключались ежедневно. Речь шла, собственно, о продаже не счастья как такового, а воспоминаний, которые могут сделать того или иного человека счастливым. И вскоре выяснилось, как по-разному реагируют люди на один и тот же образ, ведь чуть ли не каждое воспоминание делало одного несказанно счастливым, а другого — невыразимо несчастным.

Эти обстоятельства можно сформулировать следующим образом: все беды мира проистекают оттого, что большинство людей явно не располагают соответствующими воспоминаниями. И тут им на помощь приходит «Биржа воспоминаний», выполняющая важную социальную функцию, но и она вскоре была провозглашена врагом человечества номер один.

К примеру, возьмем военную службу: один ее ненавидит, другой о ней мечтает. Что может быть лучше, если первый, уйдя в запас, продаст свой служебный комплекс тому, кто жаждет выполнить воинский долг, но отвергнут медицинской комиссией! Точно так же и с материнским комплексом: одна к нему рвется, другую он тяготит. Воспоминания, связанные у кого-то с мучительными угрызениями совести, могут другому доставить радость. Покопавшись в отходах терапевтических операций, иной находил себе там кое-что по вкусу. На примере военной службы легко показать, как далеко зашло уже в то время обезличение человека. Частенько случалось, как и теперь, что где-то на перроне или в ресторане отставной служака хлопнет кого-нибудь по плечу и воскликнет: «Здорово, брат, как делишки? Где пропадал целую вечность?» А тот, к кому он обратился, совсем его не знает и даже готов поклясться, что никогда в жизни не встречал. Но он и не подумает отделаться от незнакомца, как нынче, ничего не значащими словами вроде: «Вы, верно, приняли меня за другого…» — нет, он сразу смекнет, что один из его старых сослуживцев продал свои воспоминания другому человеку, и как ни в чем не бывало заведет с ним разговор о старых армейских делах.

Если же он скажет: «Простите, менейр, я вас не знаю», собеседник сразу догадается, что тот, кого он окликнул, уже сбыл с рук свои воспоминания о военной службе и, следовательно, разговаривал он с чужаком.

В первые годы объявления о купле-продаже появлялись в газетах, на стендах, в рекламных проспектах, но вскоре торговля сосредоточилась на бирже, и там стали ежедневно публиковаться котировки вроде: «Юношеские воспоминания, смутные», «Встречи со знаменитостями, весьма увлекательные» или «Религиозные убеждения, пользуются большим спросом» и т. д.

Среди обычных котировок бросались в глаза и предложения особые, специальные. Эти драгоценные комплексы не только способствовали счастью человека, но заключали в себе всю полноту человеческого счастья. Сюда относятся мгновения полной ублаготворенности, всеобщего признания и, наконец, такие редчайшие переживания, когда душа человека открывается навстречу окружающему его миру. Я имею в виду величайшее счастье любви. Но как следствие возник новый вариант супружеской неверности: в то время как все шло своим чередом, в мыслях У иных примерных отцов семейства пышно цвели воспоминания, которые они тщательно прятали в себе, в которые с большой охотой погружались.

Такие комплексы поступали на рынок нечасто. Только крайне острая нужда заставляла владельцев продавать подобные воспоминания. Зато продавший какое-то время жил безбедно. Платили за эти комплексы бешеные деньги.

В итоге, как бы ни был огорчен бывший счастливец, расставшись со своим чудесным комплексом, он все же уходил домой с туго набитым кошельком, что уже само по себе было счастьем.

Писатель, тридцати пяти лет от роду, вошел в свой дом. Снял пальто, стряхнул с него снег. Теперь мое пальто напоминает собаку, спущенную с цепи собаку, подумал он.

Он был очень озабочен. В гостиной горела лампа. За столом жена занималась переделкой старого синего платья. Две девочки играли на полу с деревянной куклой и мячиком. Они по очереди старались попасть мячиком в куклу и опрокинуть ее.

Отец семейства ни с кем не поздоровался. Вместо этого он положил на стол две бумажки.

— Завтра утром, — сказал он, — в половине девятого. Нас примут сразу же. Больница «Вилхелмина Хастхёйс». Корпус три.

Жена затрепетала и еще ниже склонилась над работой, и рука ее задрожала, но машинально продолжала делать один стежок за другим. Он пристально посмотрел на нее, однако же дрожь не унялась.

— Мы ведь договорились, — мягко сказал он, выдержав небольшую паузу.

— Я и не подозревала, что одно дело — о чем-то договориться и совсем другое — выполнить эту договоренность. Это ведь хуже полного банкротства.

Он все стоял посреди комнаты, казалось ища поддержки у знакомых предметов.

Сколько раз они об этом говорили! Обсуждали все до мелочей. Чего только он за это время не продал: путешествие в Далмацию, каникулы на Корсике, карнавал в Риме, забавное приключение с очаровательной наездницей, радость первых литературных успехов. Он больше не помнил, что написал, остались только заглавия в записной книжке — романы, которые надо прочесть.

А теперь, теперь они решились пожертвовать всем, то есть друг другом. Иного выхода у них не было. Он должен завершить свой роман, а для этого нужен год спокойной жизни без всяких забот о деньгах. Его будущая книга — шедевр, который потрясет мир! В сравнении с этим все остальное не имело ни малейшего значения. Писатель должен выплеснуть из себя ту таинственную жизнь, которая вызревает в глубинах его души. В этом он сумел убедить жену, так по крайней мере ему казалось. А теперь у нее дрожат руки.

Прийти к такому решению было нелегко. Все, чем они были друг для друга, чудесное начало любви и сотни мельчайших подробностей: обмен взглядами, нежный, ласковый жест и любое слово, от которого слезы радости подступали к горлу, совместное восхищение увиденным — со всем этим распрощаться, все продать и остаться наедине со своими разочарованиями, мелкими заботами, глупыми ссорами.

Как раз последнего она не хотела.

— Тогда надо выбросить на свалку и все остальное, — сказала она, — иначе я тебя возненавижу.

Итак, они откажутся целиком от всего, истребят друг друга в своих воспоминаниях, вытравят все до конца. Все, кроме детей. Детей надо пощадить. Но как же дальше? Тяжко. Им хотелось иметь еще одного ребенка. Ведь красота творения является в человеке. Без этого не было бы полноты счастья.

Много размышляли они и над тем, как спасти свои воспоминания. Может, записать все от начала до конца? Он предложил: пусть один из них отправится на операцию месяцем позже, тогда он успеет передать свои воспоминания другому. Но она не согласилась.