Бернард Шоу - Цезарь и Клеопатра

убивают и едят.

Женщины содрогаются в ужасе. Фтататита, преисполненная

презрения к ним, пренебрежительно смотрит на солдат, она

прокладывает себе дорогу сквозь толпу и идет, не

смущаясь, прямо на копья.

Фтататита. Тогда бегите и спасайтесь, о жалкие трусы, потомки грошовых

глиняных божков, которых покупают рыбные торговки. Оставьте нас, мы

сами позаботимся о себе. Бельзенор. Но прежде исполни повеление наше, о ужас рода человеческого!

Приведи к нам Клеопатру-царицу. А потом иди куда хочешь. Фтататита (с насмешливой улыбкой) Теперь я знаю, почему боги взяли ее из

наших рук.

Воины в смятении переглядываются.

Узнай же, глупый солдат, что ее нет с той поры, как закатилось солнце. Бельзенор (в ярости). Ведьма, ты спрятала ее, чтобы продать Цезарю или брату

ее, Птолемею. (Хватает Фтататиту за руку и с помощью стража тащит ее на

середину двора, бросает на колени и заносит над ней смертоносный нож.)

Где она? Говори или... (Грозит перерезать ей горло.) Фтататита (свирепо). Тронь меня, собака! И Нил перестанет питать поля твои и

в течение семижды семи лет обречет тебя на голод. Бельзенор (испуганно, но решившись на все). Я принесу жертвы. Я откуплюсь.

Нет, постой! (Персу.) Ты, о премудрый, земля твоих отцов лежит далеко

от Нила, убей ее. Перс (угрожая ей ножом). У персов один бог, и он любит кровь старых женщин.

Где Клеопатра? Фтататита. Перс! Клянусь Озирисом, я не знаю. Я бранила ее за то, что она

навлечет на нас дурные дни своей болтовней со священными кошками; она

вечно таскает их на руках. Я грозила ей, что оставлю ее одну, когда

придут римляне, в наказанье за ее непослушный нрав. И она исчезла,

убежала, спряталась. Я говорю правду. Да будет Озирис мне свидетелем... Женщины (угодливо подхватывают). Истинная правда, Бельзенор! Бельзенор. Ты запугала девчонку. Она спряталась. Живо обыскать дворец!

Обшарить все углы! Стража во главе с Бельзенором прокладывает себе путь во дворец сквозь толпу

женщин, которые, не помня себя, бросаются в ворота. Фтататита (вопит). Святотатство! Мужчины в покоях царицы! Свято... (Голос ее

обрывается, перс подносит нож к ее горлу.) Бел-Африс (кладет руку на плечо Фтататиты). Подари ей еще минуту, перс.

(Фтататите, весьма внушительно.) Мать, твои боги спят или развлекаются

охотой. И меч у горла твоего. Отведи нас туда, где спряталась царица, и

ты будешь жить. Фтататита (презрительно). Кто остановит меч в руке глупца, если боги вложили

меч в его руку? Послушайте меня вы, безумные юноши. Клеопатра боится

меня, но римлян она боится еще больше. Есть только одна сила, которая

для нее страшнее гнева царской няньки или жестокости Цезаря, - это

Сфинкс, который сидит в пустыне и сторожит путь к морю. Она шепчет на

ухо священным кошкам то, что ей хочется сказать ему. И в день своего

рождения она приносит ему жертвы и украшает его маками. Так идите же в

пустыню и ищите Клеопатру под сенью Сфинкса. Берегите ее больше жизни

своей, дабы с ней не случилось худа. Бел-Африс (персу). Можно ли верить этому, о хитроумный? Перс. Откуда идут римляне? Бел-Африс. Через пустыню от моря, мимо Сфинкса. Перс (Фтататите). О мать вероломства, о язык ехидны! Ты придумала эту

сказку, чтобы мы пошли в пустыню и погибли на римских копьях. (Заносит

нож.) Вкуси же смерть! Фтататита. Не от тебя, щенок! (Ударяет его с силой под коленку, а сама

бросается бежать вдоль дворцовой стены и исчезает в темноте.)

Бел-Африс хохочет над упавшим персом. Стража выбегает из

дворца с Бельзенором и кучкой беглянок, большинство

тащит узлы.

Перс. Нашли вы Клеопатру? Бельзенор. Она исчезла. Мы обыскали все закоулки. Нубиец-часовой (появляясь в дверях дворца). Горе нам! Увы! Горе нам!

Спасайтесь! Бельзенор. Что еще там случилось? Нубиец. Украли священного Белого Кота. Все. Горе нам, горе!

Всеобщая паника. Все бегут с воплями ужаса. В суматохе

падает и гаснет факел. Топот и крики беглецов вдалеке.

Тьма и мертвая тишина.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Та же мгла, которая поглотила храм Ра и сирийский

дворец. Та же мертвая тишина. Настороженное ожидание. Но

вот черная неподвижная мгла подергивается мягкой

серебряной дымкой. Слышится странная мелодия: это

колеблемая ветром арфа Мемнона поет перед восходом луны.

Громадная полная луна встает над пустыней, озаряя

широкий горизонт, на фоне которого смутно выступает

огромная фигура; в расстилающемся лунном свете она

постепенно принимает очертания Сфинкса, покоящегося

среди песков. Свет становится все ярче, и теперь уже

ясно видны открытые глаза истукана - они устремлены

прямо вперед и вверх в бесконечном, бесстрашном

бодрствовании; между его громадными лапами виднеется

яркое пятно - груда красных маков, на которой неподвижно

лежит девочка. Ее шелковая одежда тихо и мерно

поднимаете на груди от дыхания - спокойного дыхания

спящей, заплетенные волосы сверкают в лунном блеске,

подобно крылу птицы. Внезапно издалека раздается смутный

чудовищный гул - может быть, это рев Минотавра,

смягченный далеким расстоянием, - и арфа Мемнона

смолкает. Тишина, затем несколько далеких пронзительных

звуков трубы. Снова тишина. Потом с южной стороны,

крадучись, появляется человек. Восхищенный и изумленный

этой загадкой ночи, он останавливается и замирает,

погруженный в созерцание, но грудь Сфинкса с ее

сокровищем скрыта от него огромным плечом истукана.

Человек. Слава тебе, Сфинкс! Юлий Цезарь приветствует тебя! Изгнанный

рождением на землю, я скитался по многим странам в поисках утраченного

мира, в поисках существ, подобных мне. Я видал стада и пастбища, людей

и города, но я не встретил другого Цезаря, ни стихии, родственной мне,

ни человека, близкого мне по духу, никого, кто бы мог довершить дела

моих дней и разрешить мои ночные думы. В этом маленьком подлунном мире,

о Сфинкс, я вознесен столь же высоко, как и ты в этой безбрежной

пустыне; но я скитаюсь, а ты сидишь неподвижен; я завоевываю, а ты

живешь в веках; я тружусь и изумляюсь, ты бодрствуешь и ждешь; я смотрю

вверх - и я ослеплен, смотрю вниз - и омрачаюсь, оглядываюсь кругом - и

недоумеваю, тогда как твои взор всегда, неизменно устремлен прямо, по

ту сторону мира, к далеким краям утраченной нами отчизны. Сфинкс, ты и

я - мы чужды породе людей, но не чужды друг другу: разве не о тебе, не

о твоей пустыне помнил я с тех пор, как появился на свет? Рим - это

мечта безумца; а здесь - моя действительность. В далеких краях, в

Галлии, в Британии, в Испании, в Фессалии, видел я звездные твои

светильники, подающие знаки о великих тайнах бессменному часовому